Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой

– Я слушаю умных… Продолжайте!

– …Но верю только верным. В этом состоит мудрость. Я никогда, никогда, никогда не сдаюсь. Меня можно убить, но нельзя сломать. Я так живу и примером учу детей. Алле хвала! Алле хвала! Алле хвала!

Сестрисса Аркадия довольно двинула уголками губ.

– Кто еще хочет обличить недостойную ближнюю свою? – громом в джунглях упало опасное для меня. – Отбросьте сомнения. Скажите открыто. Сейчас. При всех. Очистите совесть.

Девочки молчали. Некоторые внимательно изучали друг дружку, ища того, кто осмелится. Но больше глядели в траву с видом «А чо я? Я ничо». Мелкие грешки, пусть даже мысли, были у каждой. Иначе не бывает, если ты не робот. Роботов среди нас не было. Если были, то хорошо скрывались.

Тишина вызвала у сестриссы недовольство.

– Сокрытое есть грех, – напомнила она с намеком. – Грех есть осознанное нарушение закона. Нарушение закона есть противопоставление себя обществу, принявшему вас в свои ряды. И вы еще сомневаетесь?

С тревогой я наблюдал, как борется с собой Зарина. Как расправляются и вновь съеживаются нежные плечики. Как радостно взлетают и снова опускаются брови. Краснеет и затем бледнеет лицо. Морщинки на лбу собираются то в вертикальные, то в горизонтальные недолговечные компании.

К моему ужасу метания Зарины заметил не только я. Сестрисса, одновременно следившая за всеми, снова отметила мою соседку.

Сомнения покинули Зарину. Она вскинула просветленное лицо. Еще секунда, откроется милый ротик и…

– Аглая с Варварой по ночам ходят к войникам, – громко сказал я.

Тот самый эффект разорвавшейся бомбы. Там, где никто не ждал. Бомбили пустыню, взорвалось море. Я смотрел на сестриссу, но чувствовал, как сбоку взгляд ночной королевы испепеляет, поджаривая кусочек за кусочком. Искоса я видел обалдевший лик Варвары, не считавшей подчинение грехом и оттого выпавшей за грань разумения. И упавшую челюсть Зарины, мгновенно забывшей о собственных терзаниях. И странное выражение на лице Томы: неодобряющее, неотвергающее, непринимающее, непонимающее…

– Ангел прав? – перенеслось внимание сестриссы на отмеченных девушек.

Собственно, теперь на них смотрели все.

– Как бы да… – замямлила Варвара, собираясь с мыслями, – но это потому, что…

– Ничего особого не было! – перебила ее Аглая.

– Почему не признались сами?

– Ходить в гости – не грех, – агрессивно бросила Аглая. – Закон не запрещает.

Варвара покраснела.

Аркадия не приняла:

– Ангел так не считает.

Аглая зло оглянулась на меня:

– Ангел сам ходил с нами.

Все лица одновременно обернулись на меня. Включая те, которыми я дорожил. И так подставился…

Они не представляют, с кем связались. Ну-ка, Софа-Софочка-Софист, сделай им красиво.

– Ангел не знал, куда его пригласили, – ехидно покосившись на Аглаю, ответствовал я в третьем лице. Для надежности. Не хватало завалиться в разборках, использовав не тот род.

Вектор интереса двух десятков лиц синхронно переместился на Аглаю. Та вспыхнула, как подожженный порох в гильзе пистолета, направленного мне в висок:

– Спросите войников! Они подтвердят. Все-все подтвердят.

– Я поняла, – сделала вывод сестрисса. – Вы согрешили. В большом или малом – каждая пусть решит сама. В школе я гость и не буду принимать решения. Чапа, на тебе был грех, но ты исправилась, встав на сторону справедливости, и не понесешь наказания. Аглая, Варвара и все остальные! Берите пример с Чапы. Не у каждой хватило сил. Не всем достало благоразумия. Кто-то испугался справедливого наказания, кто-то – несправедливой возможной мести соучениц. Но мы только что говорили о неправедности мести. «Не враждуй на сестру свою в сердце своем, и обличи ближнюю свою, и не понесешь греха. Не мсти и не имей злобы на ближних своих. Соблюдайте все уставы и все законы вам данные, исполняйте их, и не свергнет вас с себя земля, которую вам дали жить».

Обведя грозным взором учениц, не смевших ни вздохнуть, ни пошевелиться, сестрисса прибавила:

– Аглая и Варвара, после ужина доложите о содеянном цариссе Дарье.

– Но… – попыталась оспорить Аглая.

У Варвары просто навернулись слезы.

– Вопрос закрыт. Кстати, о цариссе. – Глаза Аркадии остановились на Карине. – Я слышала, что ты просила руки достойного войника и тебе не отказали?

– Да, ваше преосвященство. – Карина склонила голову как можно ниже.

Вокруг снова зашушукались.

– Родословная войника Никандра извилиста, как тропа в лесу, – замысловато произнесла Аркадия.

Тревожный шепот вполз в уши противным тараканом. Карина не смела поднять глаз.

На заднем плане плотники закончили с объемной конструкцией и громко грузились на телеги. Сквозь шум пробился голос сестриссы:

– Мать объявленного невестора Никандра – войница Фекла Прасковьина, двоюродная сестра царевича Феофана Варфоломеина, твоего четверодителя.

Шепот на поляне уже не скрывался, доносились и распознавались не только отдельные слова, но целые фразы. Не в пользу Карининого брака.

Аркадия сообщила:

– При определении степени родства в основу закладывается худший допуск. Карина Варфоломеина, дитя Феофана, Ерофея и Алексия Варфоломеиных, законом признается троюродной сестрой своему избраннику.