Мы сбросили рюкзаки на корме речного трамвайчика. С реки несло холодом. Трамвайчик побежал мимо огромных штабелей бревен, гор ящиков, мимо складов, стоящих на приколе судов. Навигация заканчивалась. Несколько ближних рейсов — и на покой.
Мы смотрели на панораму старой сибирской столицы. Над отлогой подгородной частью, казалось, все выше и выше поднимается холм с белоснежным кремлем. Потом холм слился с небом и кремль один воспарил в осеннем воздухе.
Судно повернуло в Тобол. Пристань. Все.
— Добрый город. Голод был — нам помогал, — сказал старик Аси.
Это он двадцатый год вспомнил, когда тоболяки возили соль и продукты в Обскую губу, а оттуда эти товары расходились по всей тундре. А сколько тоболяков строило на Севере новое общество? И Ямал, и Гыдан многим обязаны городу Тобольску. Скоро здесь появятся свои, коренные, моряки. Ребята с Гыданского полуострова. Их тоже сделает моряками город Тобольск. А ныне через Тобольск прошло большинство тех, кто является специалистами Гыданского рыбозавода.
4
Иногда приходится слышать: «Он рано потерял родителей и потому не смог получить надлежащего образования». Для «материка» это справедливо. Человек, рано оставшийся без родителей, как правило, идет работать. Получить образование, высшее, разумеется, ему сложнее, чем сверстнику, у которого есть заботливые папа и мама.
На Гыдане все наоборот. Если человек потерял родителей, то среднее специальное или высшее образование ему обеспечено. Здесь нет людей, у которых вообще не нашлось бы родственников. У одних побольше, у других — поменьше. Меньше полутора сотен сородичей у представителя любого рода не бывает. У некоторых до полтысячи родных. И отношения между родичами здесь особые, определенные традициями многих поколений. Однако родственники все же не отец с матерью. Тут часто играет роль не столько отношение многочисленных дядей и тетей к сироте, сколько возросшие права школы на него. Дети здесь приходят семи лет в нулевой класс интерната и уходят из школы восемнадцатилетними. Большинство после выпускного бала прыгает на нарты и по последнему снегу мчится в тундру. Ребята едут домой, к родным, к оленям, к той жизни, которую ждали десять школьных лет. Школу любят, к школе сохраняют привязанность, но начинается жизнь, достойная настоящих тундровиков.
Те, у кого не осталось родителей, переживают иные чувства. Есть та же тундра, есть родные, но нет ничего роднее школы, никого ближе учителей. Учителя говорят: «Надо учиться дальше». Эти слова — родительские. Листаю посемейные списки и все время натыкаюсь на эту закономерность: потерял родителей — техникум или институт обеспечены.
Школа в Гыде стоит на краю поселка. Просторный одноэтажный дом из бруса построен сравнительно недавно. Стены его еще не потемнели и отсвечивают прелестным медовым цветом.
Здание школы имеет форму буквы «П». Длинник разбит на классы и кабинеты. В боковых пристройках — актовый и спортивный залы. В нескольких десятках шагов от школы стоит двухэтажный дом — интернат. Это по существу спальня. Вся ребячья жизнь в школе.
Школа начинается далеко от здания. За полсотни метров слышен крик и визг ребятишек. Перед школьным зданием небольшая площадка. Квадрат, образованный отопительными коммуникациями. Трубы отопления здесь запрятаны в деревянные короба. Короба лежат прямо на земле. В некоторых местах через них устроены переезды — эстакады местного значения. По мосткам можно проезжать не только на оленях, они выдерживают и вездеход. Трактор, однако, их объезжает. А оленьи упряжки и лошадки, тянущие бочку с водой, форсируют их свободно. Переезды устроены «по английскому образцу». Они образуют прямые углы с коробами, но поставлены не шаблонно, а расположены там, где жителям перебираться через них целесообразнее. Я спросил поселкового «мэра» о принципах, которыми руководствовались строители, и он пояснил: «Посмотрели, где чаще лазить приходится, и сделали».
Квадрат между коммуникациями возле школы превращен ребятишками в стадион. По преимуществу это футбольное поле. Снежный стадион работает с перегрузкой. С утра здесь носятся ребята из второй смены. После обеда площадка поступает в распоряжение ребятишек, у которых уроки закончились.
По полю летают три мяча. Команды, судя по всему, более или менее стабильные. Образованы они с нарушением всех спортивных правил, предусматривающих строгое разделение по полу и возрасту. Мне прямо под ноги выкатился мальчишка лет восьми. Раскрасневшийся, разгоряченный, он присел на корточки и принялся завязывать шнурок кеды.
— А почему это в вашей команде такие большие девочки играют? — спросил я его.
Малый, не отрывая глаз от клубка мальчишек и девчонок, устроивших свалку у мяча, ответил рассеянно:
— Они из четвертого «в».
— Так ребята в вашей команде из первого?
— Из первого.
— А девочки из четвертого?
— Из четвертого.
— Так почему они с вами играют?