Зигфрид

— Я хочу получить тебя, Золотая змея, ибо ты — это все! Ты — все то, чего я не знаю, хотя я и догадываюсь, что оно существует вне меня, вокруг меня и надо мной. — Я хочу получить тебя, волшебная змея!

Тут кромешная тьма, не сравнимая даже с самой темной ночью, опустилась на все вокруг, на воцарившуюся тишину, и какая-то сила толкнула Зигфрида в стену.

Он сделал шаг, другой, третий и вдруг пошел назад; он поворачивал то направо, то налево, поднимался и спускался и наконец вышел к входу в пещеру, через который вошел.

Он увидел, что его конь спокойно стоит, привязанный к дереву; вокруг те же заросли, вдали — те же пространства, меж кустарников текли серебристо-белые воды ручья.

Он вспомнил, что только что видел. Вспомнил то, что ему предлагали, но он не выбрал ничего, потому что хотел получить все… и в порыве слепой ярости решился снова попытать счастья…

Он вернулся к тому месту, где был вход в пещеру… но наткнулся на стену, а вернее, гору. Твердая земля, непроходимый лес, высокая трава и ни щели, ни трещины, ни дыры, ни пещеры, ни подземелья, ни грота — здесь не мог бы спрятаться и ребенок — где уж было пройти взрослому мужчине!

Опечаленный и удрученный, Зигфрид отвязал лошадь, вскочил в седло, но, когда он тронулся, ему показалось, что там, где была привязана лошадь, он видит чье-то грустное бледное лицо, протянутую руку и слышит слова:

— Ты не пожелал ничего, вольная птица, ты силен духом и чист сердцем, это правда; но ты, не умеешь управлять мыслью и удерживать язык. Не скажу тебе, хорошо ли ты поступил или плохо. Но прими от меня этот подарок. Этого золотого кольца коснулась волшебная палочка, теперь оно даст столько золота и богатств, сколько ты пожелаешь, но проси по одному, никак не больше, и храни его на память обо мне!

Солнце уже клонилось к закату, и высокая гора отбрасывала длинную тень, ложившуюся на болотистый луг и заросли у ее подножия.

Зигфрид взял кольцо, надел на палец. Посмотрел на верхушки деревьев, на гору, откуда раздавалось время от времени протяжное зловещее эхо, похожее на стон.

И сказал:

— Благословен Бог наш!

Возьми свое кольцо. Сдается мне, что на нем лежит проклятье, что оно одно, и тем, кому оно достанется обречен на одиночество! Прощай! Храни тебя Бог!

— Слава Богу! — сказал человек, и упав на колени сложил руки, как в молитве. — В третий раз ты призвал имя Господне, Зигфрид! Оно разрушило горы! Спасибо тебе! Спасибо! Спасибо!

И человек пропал, словно растаял.

В тот же миг, когда в третий раз прозвучало имя Господне, Зигфрид услышал грохот, страшный грохот, огласивший всю округу: гора содрогнулась сверху донизу. И тотчас в вышине, на вершине горы вспыхнул, взвился, засверкал и погас высокий, как сосна, язык пламени, а когда он погас, из горы повалил черный дым, который ветер уносил в даль, уносил во все стороны широкой равнины; дым клубился, клубы его носились в воздухе, словно одичалое стадо животных, которые не разбирают дороги, потом расслаивался, расползался, рассеивался. Это горели скрытые в пещере сокровища.

Шум и грохот стоял над рухнувшей горой: то шумели гнездившиеся в подземелье силы, шумели и разбегались, как перепуганные птенцы куропатки…

Зигфрид вздрогнул во сне и открыл глаза…

Постепенно ночной мрак рассеялся, взошло солнце, и в небе над Гнитахейде появились первые птицы.

«Наверное, сердце Фафнира уже готово и мне пора будить Регина», — подумал Зигфрид. Он потрогал сердце дракона руками и при этом сильно обжег себе палец. Еле удержавшись от крика, юноша сунул палец себе в рот и в тот же миг услышал, как одна из пролетавших над его головой ласточек прощебетала:

— Вот сидит Зигфрид и жарит для Регина сердце дракона. Он бы сделал умнее, если бы съел его сам.

— А вон лежит Регин и, притворившись спящим, думает лишь о том, как бы ему убить Зигфрида, — ответила ей другая ласточка.

— Надо было бы Зигфриду сделать его на голову короче! — воскликнула третья.

— Да, мудр был бы Зигфрид, если бы он все понял и сделал так, как вы советуете, — сказала четвертая.

— Ах, что вы! Этот Зигфрид просто глуп! — возразила пятая. — Он убил одного брата и оставил в живых другого. Не понимаю, как он не может догадаться, что Регин все равно убьет его ради золота.

— Да, ты права: глупо щадить врага, который в мыслях уже трижды тебя предал, — согласилась с ней шестая.

— Ах, Зигфрид, Зигфрид! О чем ты только думаешь? — промолвила седьмая. — Отруби ему голову. Избавься навсегда от врага и распоряжайся один всем золотом Фафнира!

Зигфрид опустил голову. Он вспомнил коварный совет Регина подкарауливать Фафнира в яме, вспомнил злобные взгляды гнома, и лицо его вспыхнуло от гнева. Недолго думая, юноша вскочил на ноги и, выхватив меч, одним ударом отрубил Регину голову. Затем он снял с огня сердце дракона и съел его кусок за куском.

— Он нас послушался, он нас послушался! — радостно защебетали ласточки, — теперь он будет понимать язык всех зверей и птиц, так же хорошо, как в младенчестве.

А одна ласточка добавила:

— Следуй за нами, сын Зигмунда, мы покажем тебе, где спрятаны сокровища Андвари.