Читаем Зигфрид полностью

Юноша вспомнил, как его еще в детстве учил Регин, что проклятие умирающего может причинить вред, если он знает имя своего врага, и ответил:

— У меня нет ни роду, ни племени, ни отца, ни матери. Один брожу я по свету, а зовут меня «Гордый олень».

— Значит, тебя породило само чудо, — сказал Фафнир. — Долгие годы носил я волшебный шлем и внушал ужас всем отважным героям. Ты первый без страха стоишь передо мной.

— Сердце истинного храбреца не испугает никакой шлем! — возразил Зигфрид.

— Если ты такой храбрец, так почему же ты побоялся сказать мне свое имя? — усмехнулся Фафнир.

Юноша покраснел и гордо поднял голову.

— Ты прав, Фафнир, я тебе солгал! — смело воскликнул он. — Меня зовут Зигфрид, я сын Сигмунда и внук Вольсунга, хотя, быть может, ты даже и не слыхал о нашем роде.

— Нет, Зигфрид, я знаю все, — ответил дракон. — Я слышал о твоем отце: он был герой, поэтому и его сын так дерзок. Это я в детстве похитил тебя и унес из дворца короля и королевы и оставил в лесу своему брату Регину… А знаешь, почему? От Бога Одина мне стало известно, что от младенца, названного Зигфридом, потомка славного Сигмунда, грозит мне смерть. Я не боюсь и не боялся смерти, но я не хотел обращать проклятие золота на род твоего отца и деда. Когда-то давно богиня птиц унесла тебя от проклятого замка, где был убит Сигмунд, завещавший тебе продолжить его род. Восстановить его. Богиня птиц стерегла тебя, выкормила своим молоком. И перенесла во дворец другого короля Зигмунда. Ты видишь, Зигфрид, имена твоих отцов совпали, так велел сделать богине птиц Бог Один… — Дракон хотел еще что-то рассказать Зигфриду, но кровь, хлещущая из раны, мешала ему. — А все-таки ты пленник датского короля и его слуга, — сказал он наконец, — а я-то думал, что ты и впрямь станешь похожим на своих дальних предков-птиц… Об этом мечтала и Бхуми, твоя птичья мать…

— Никто не брал меня в плен на поле битвы, — с достоинством произнес юноша. — А свободный ли я человек, в этом ты убедился сам.

— Ладно, Зигфрид, не сердись, — тихо промолвил Фафнир. — Я умираю и хочу перед смертью дать тебе добрый совет. Не бери мое золото, не бери Андваранаут, кольцо Андвари, это принесет тебе гибель… И ты больше никогда не сможешь взлететь… Ты не сможешь стать снова птицей…

— Смерть — удел каждого, рано или поздно она придет и ко мне, — сказал Зигфрид. — Почему же я должен ее бояться?

— Да, смерть удел всякого, — ответил Фафнир. — Но хорошо умирать в преклонные годы, оставляя после себя наследников, ты же еще молод, и с тобой окончится род Вольсунгов… Вольных птиц… Не трогай сокровищ Андвари, Зигфрид. Над ними тяготеет проклятье, а больше всего бойся моего брата. Я знаю, то он ради золота научил тебя убить меня, ради золота убьет и тебя, Вольсунг…

— Спасибо за совет, Фафнир, — сказал Зигфрид. — Но я уже говорил тебе, что не знаю, что такое страх.

— Тогда ты скоро умрешь, Вольсунг… вольная птица, — глухо прошептал дракон.

Его голова упала на землю, огромное тело вытянулось — он был мертв.

В наступившей тишине Зигфрид услышал чьи-то легкие, осторожные шаги. Он оглянулся и при свете взошедшей луны увидел маленькую, чуть сгорбленную фигурку Регина. Гном, словно не веря своим глазам, посмотрел на юношу, потом кинул быстрый взгляд на убитого дракона, и его лицо недовольно сморщилось.

— Ты убил моего брата, Зигфрид! — сказал он плаксивым голосом. — Какой выкуп я получу от тебя за его смерть?

— Ты хочешь получить выкуп за смерть брата?! — воскликнул возмущенный юноша. — Но разве не ты подстрекал меня его убить? Разве не ты мечтал захватить его золото?

— Ты прав, Зигфрид, — согласился гном. — Однако по нашим обычаям, я все равно должен получить выкуп. Многого я не прошу. Пусть этим выкупом будет сердце Фафнира. Вынь его, зажарь и отдай мне. Тогда ты со мной расплатишься.

— Хорошо, — сказал удивленный Зигфрид. Он ожидал, что Регин попросит у него его часть золота. — Это я могу сделать.

Он пошел в лес, принес большую охапку хвороста, разложил костер и, вырезав своим мечом сердце дракона, принялся его поджаривать. Гном молча наблюдал за ним, а потом лег у костра, и попросив разбудить его, когда сердце поджарится, заснул.

Зигфрид долго не мог сомкнуть глаз. В ушах все звучали слова умирающего дракона «Ты скоро умрешь, Вольсунг… вольная птица».

Из-под звездного купола смотрела не мигая прямо на него Золотая змея и казалось, издавала какой-то глубокий гортанный звук, похожий на крик обезумевшей женщины, лишившейся младенца. Она пела:

Перейти на страницу:

Все книги серии Мифы

Львиный мед. Повесть о Самсоне
Львиный мед. Повесть о Самсоне

Выдающийся израильский романист Давид Гроссман раскрывает сюжет о библейском герое Самсоне с неожиданной стороны. В его эссе этот могучий богатырь и служитель Божий предстает человеком с тонкой и ранимой душой, обреченным на отверженность и одиночество. Образ, на протяжении веков вдохновлявший многих художников, композиторов и писателей и вошедший в сознание еврейского народа как национальный герой, подводит автора, а вслед за ним и читателей к вопросу: "Почему люди так часто выбирают путь, ведущий к провалу, тогда, когда больше всего нуждаются в спасении? Так происходит и с отдельными людьми, и с обществами, и с народами; иногда кажется, что некая удручающая цикличность подталкивает их воспроизводить свой трагический выбор вновь и вновь…"Гроссман раскрывает перед нами истерзанную душу библейского Самсона — душу ребенка, заключенную в теле богатыря, жаждущую любви, но обреченную на одиночество и отверженность.Двойственность, как огонь, безумствует в нем: монашество и вожделение; тело с гигантскими мышцами т и душа «художественная» и возвышенная; дикость убийцы и понимание, что он — лишь инструмент в руках некоего "Божественного Провидения"… на веки вечные суждено ему остаться чужаком и даже изгоем среди людей; и никогда ему не суметь "стать, как прочие люди".

Давид Гроссман

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза