Читаем ЖЖ 2010-2012 полностью

  Я, как всегда, предложила тост за русский алфавит, Слава - за русскую литературу - часть мировой.

  Там трое-четверо новых членов. Мы их не видели ранее. Один, лет 80, произнес тост, переходящий в эпопею:

  - В 15 лет я работал прицепщиком на посевной. А трактористкой работала Галя, ей было 30 лет. Мы остановились перекусить. Она сказала: «Мне надо ополоснуться». Я быстро полез на бочку, зачерпнул воды, оборачиваюсь - она стоит голая. И что-то с нами такое произошло, что мы опоздали на поле на час. Бригадир бегал, искал нас по полю, а потом матерился. У меня получились тогда стихи:

  Трактор черный весь дрожит,

  Борозда за ним бежит.

  Мы на тракторе пахали,

  На поляне отдыхали,

  Целовались на меже,

  Не работали уже.

  Игорь:

  - Сейчас бы ее посадили за растление малолетки.

  В.: «Раньше мы скатерть постилали на Новый год, но один раз Коля Бурашников ее сдернул. Мы перестали стелить скатерти. И вот - Коли нет, а мы теперь уже в память о нем не стелем». (И прочел стихи Коли, как мужик выбежал с двустволкой - хулиганов пугать, задрал голову, увидел звезды и забыл о двустволке).

  1.215 (2010-10-23 09:05)

  Ночь с пятницы на субботу обычно еще не самая страшная. сосед кричал, как ужас ночи, бегал до утра в киоск-из киоска, безжалостно ронял себя, сотрясая весь дом... сейчас не пускает на кухню и обзывает нас изобретательным матом...

  а вот еще две ночи впереди - это тяжелее. Одну бессонную ночь можно перенести... но две следующих уже не знаю, как. Сердце болит, но с нами наши Ангелы=хранители, как-то переведут нас через выходные... доживем до понедельника

  1.216 (2010-10-25 11:37)

  Очнулись после трех страшных ночей в выходные. сосед пил и все у себя крушил. а вот он ушел на работу, и оказывается, есть солнце, родные буквы, чай, заваренный под чефир.

  По ТВ вчера вопрос: ваше любимое слово. Я сразу про мое любимое слово: «Господи!» А там тоже говорили хорошие слова: любовь, чудо и пр.

  возле каждого огорченья есть лестница, по которой можно вылезть из него. Подумала: у моего огорченья всегда одна лестница - стыд. Мандельштам умер в лагере от голода, а у меня всего лишь сосед не дает жить-спать.

  Напротив в доме на одном окне решетки под Матисса, необыкновенной красоты! Но вдруг подумала: если б мне сейчас на выбор предложили решетки, я бы уже выбрала НЕ под Матисса, а обыкновенные, потому что хочется скромности, простоты во всем.

  - Ангел - это бессилие автора (Слава о моем предложении вставить проход Ангела в пьесу).

  - А Воланд или Мефистофель - сила, что ли? Чистка архивов:

  Хорошее чтение в моей жизни - это как весна среди зимы!

  Гинзбург: Пушкин считал себя ответственным за дворянство, а Некрасов - за народ. (А я чувствую ли себя ответственной сразу и за интеллигенцию, и за народ).

  Читала Голованова. по-настоящему трогает только вечное! Мать пишет сыну, опытнейшему дипломату за границу (он должен плыть на пароходе): «Когда пойдешь по трапу, держись за поручни! »

  38

  Вчера сосед так страшно стучал по входной двери, что все-таки сломал замок. Видимо, он все же в белой горячке был. иначе зачем стучать?!

  Сломал и ушел на всю ночь.

  Я до утра лежала без сна - дверь-то была открыта.

  Вот пытаемся вызвать слесаря и вставить замок. Цена вопроса от тысячи до полутора тысяч рублей.

  ЧТО бы сосед ни ломал, НИКОГДА не дает на ремонт денег! Ну возьмем взаймы. но только нервы взаймы негде взять. На днях к слову зашел разговор об Остапе Бендере. Слава:

  - Его можно играть только с надорванностью.

  - Да, Бендера спасает надорванность, - говорю. - А иначе будет прославление жулика, который «учит» лохов. надрыв от того, что в советское время предприимчивости некуда было деться, приходилось идти в жулики.

  Надрыв Бендера делает его человечнее. А меня надрыв не делает никак человечнее. или делает. я ничего уже не знаю.

  1.2.18 Ангел (2010-10-27 23:20)

  1.2.19 (2010-10-28 13:13)

  Вчера ходили к А-вым на ужин в китайском стиле. Я чувствовала себя не очень хорошо, но решили, что дойдем до наших дорогих друзей, тем более, что близко ведь.

  Дорогой Слава сочинял тост про цвет сливы над рекой Хуанхе в ясную лунную ночь. и тут у меня случился приступ дистонии, и мы хотели вернуться, но все же решили сделать оставшиеся 20 шагов...

  40

  В домофон Слава представился:

  - Нефритовый дракон.

  Пока ждали других гостей, нам поставили диск Шаова: «О дайте, дайте нам виагру, мы свой позор сумеем искупить». Шаов придал мне смелости, и я попросила срочный глоток коньяку, чтобы как-то успокоить свои сосуды. Коньяк помог, и я даже немного записала.

  Вина были китайские - из риса и слив. Сливовое вино - в белой фарфоровой бутылке с синим рисунком, а она упакована в деревянный ящичек, который открывался, как пенал. И все испещрено иероглифами.

  блюда и закуски - в китайском духе. Когда подали горячее (сычуанская кухня?), где в волшебном соусе плавали курица, спаржа, рис и что-то еще таинственное, Слава предложил:

  - Назовем это блюдо «Слияние четырех лун».

  Чайная церемония включала не только прекрасный чайный сервиз: каждая чашечка на один глоток, но и специальную доску с поддоном, чтоб капли не пролились на скатерть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии