Журавль в небе

– Да, Орли. Нет, красивая, конечно. Просто какая-то… уж слишком. Слушай, как ты думаешь, они еду будут так же долго нести, как держали нас в гостиной? Я просто умираю с голоду!

* * *

Он все равно уезжает. Я повторяла себе это весь день, глядя на то, как он ест, как заинтересованно кивает, не понимая ни слова из того, что ему говорят, как он пытается соответствовать. Разве нельзя провести один последний вечер без душераздирающего прощания? Андре неправ, и дело вовсе не в том, расстанусь ли я впоследствии с Сережей, тем более, что он все равно уезжает. Почему так важно, чтобы я бросила его именно сейчас? Я поговорю с ним в Москве. У меня просто нет сил сделать это здесь, в Париже. А вот в Москве у меня не будет сил НЕ сделать этого. Хотя Андре – это несерьезно. Андре – это сумасшествие, минутный порыв, затянувшийся приступ аритмии.

Мама смотрит на меня с подозрением, словно догадавшись, что под внешне спокойной, недвижимой оболочкой клокочет готовый взорваться вулкан. Может быть, я как-то по-другому улыбалась в тот момент? Может быть, меня выдавали дрожащие руки? Мы стояли на террасе с обратной стороны дома, часть гостей оживленно обсуждали новую эстакаду, которую должны были открыть неподалеку от этого района. Кто-то лениво потягивал коктейли. Я видела Марко и Орли, ворковавших в саду, в тени деревьев, но нигде не видела Андре. Габриель периодически мелькала среди гостей, учтиво улыбаясь. Кто-то негромко, но заразительно смеялся, но я так и не поняла над чем. Мы переходили от стены к стене, пили вино. Меня поражало то, как тихо и гладко проходит этот прием, поэтому, когда мама вдруг спросила меня, что со мной такое творится, я удивилась.

– Ничего такого со мной не творится.

– Рассказывай тоже! Вы что, поссорились с Сережей? Ты избегаешь его, я же вижу. Услала за какими-то салфетками.

– Мне просто понадобились салфетки! – фальшиво возразила я.

– А до этого десять раз сходить в туалет, уйти в другую комнату, где не так жарко, потом вернуться сюда, где не так холодно? – мама рассмеялась и махнула рукой. – Не волнуйся, ты же знаешь, я совсем не люблю твоего Сережу… и если он тебе надоел…

– Ничего я не избегаю, – перебила я колко, не желая признавать очевидной правды. – И вообще, не считаешь, что нам пора уезжать? Ты ведь выяснила все вопросы со своим продюсером?

– Он взял мои координаты. Знаешь, что это означает? – переспросила мама с неожиданной горечью. – Что это значит, когда тебе говорят, что перезвонят?

– Что перезвонят?

– Черта лысого! Говорила я, нужно было сначала делать операцию. Мы торчим тут безо всякого смысла, и чем дольше торчим, тем скорее мне придется браться за роли старух!

– Так поехали в отель, – пробормотала я, но мама посмотрела на меня, как на полоумную. Конечно, она не имела в виду этот конкретный момент, она говорила обо всей жизни.

Сережа вернулся к нам, держа в руках пачку совершенно не нужных мне салфеток, и я тут же безотчетно отвернулась, принявшись разглядывать орнамент резных перил. Я избегала его взгляда, мне было страшно, что он поймет все по одному только безумному блеску глаз. К моему удивлению, Сережа подошел и взял меня за руку.

– Пойдем со мной! – сказал он. Я вытаращилась на него и огляделась, ища разумное объяснение столь странному поведению. – Пойдем, это сюрприз. Ну же! – Сережа улыбнулся так, словно где-то в доме у него был запрятан улов от удачной рыбалки.

– Я не люблю сюрпризов, ты же знаешь, – пробормотала я, но Сережа продолжал тянуть меня за собой, как упирающегося бегемота. Мама хмыкнула и пошла в другую сторону, для нее все это было только шалостями, детской игрой. – Куда мы идем?

– Увидишь! – воскликнул он тоном, не допускающим сомнений в том, что сюрприз мне понравится. Мы шли довольно быстро, и мне оставалось только догадываться, с чего это вдруг Сережа так хорошо ориентируется в доме, где никогда раньше не был. Особняк семьи Де Моро снаружи казался меньше, чем был внутри. Внешняя стена его относилась к одному из трех крыльев дома, и сейчас мы с Сережей поднимались по лестнице в правое крыло явно не предназначенное для посторонних глаз.

– Ты с ума сошел? Нам сюда нельзя! – прошипела я, но Сережа затащил меня наверх и только потом отпустил мою руку. Мы стояли в коридоре явно жилого этажа, когда он вдруг обнял меня и прижал к себе, заглянув в глаза с наивной уверенностью во взаимности своих чувств. Мы провели вместе два года, и он ни разу не спросил меня, что я чувствую, не сказал, что любит меня. Это подразумевалось. Подразумевалось.

– Ты вечно всего боишься, Дашка. Поцелуй меня, ну же! Когда еще мы попадем в такой дом?

– Сережа! – я попыталась вырваться, но он держал меня крепко. Я покраснела от напряжения, прикусив губу, и отвернулась, избегая поцелуя. Неожиданно я заметила, что на дальнем конце коридора стоит Андре. Что он видел? Что он вообще тут делает?

– На нас смотрят! – прошипела я, выразительно глядя на Сережу.