Журавль в небе

Женщина на фото в квартире Андре – это была его мать. Его МАТЬ! А я чуть не начала ревновать, испугавшись – памятуя о мамином Кузьме – что и Андре живет с красивой взрослой женщиной, против которой я – просто пыль. Какая же я дура! Я заулыбалась против воли. Мысль о том, что в квартире Андре не проживала его взрослая любовница, согрела меня. Я могла бы догадаться и сама. Вот он, тот же самый пытливый, задумчивый взгляд, унаследованный им у десятков поколений предков. У него был взгляд Габриэль и ее черты лица. Мне стало интересно, что же он взял у своего отца.

При близком рассмотрении было видно, что Габриэль уже далеко не сорок. Скорее всего, сильно за пятьдесят, но, что еще более удивительно, она явно нимало не беспокоится об этом, даже не пытаясь стереть с лица следы прожитых лет. В этом она кардинально отличалась от моей мамы, неся с достоинством все отметины времени, которые, впрочем, совсем не портили ее. И сеточка морщин, и легкая проседь в волосах только намекали на большой жизненный опыт и на то, что Габриэль, должно быть, очень много смеялась. Три мужа. У моей мамы тоже было много мужчин. Мать Андре, хоть не была стройна, как моя мама, но и лишнего веса у нее тоже не было. Нежные, округлые черты, длинная шея, изящные движения рук, волосы, наскоро сколотые сзади, чтоб не лезли в глаза. В руках Габриэль держала солнцезащитные очки, но не надевала их – скорее всего, из вежливости.

– Добро пожаловаться! – поприветствовала она нас на мягко искаженном русском, и мы закивали, заулыбались в ответ.

– Спасибо за приглашение, – сказала мама, кивая в той же добродушной и полной достоинства манере, подстраиваясь под стиль Габриель Де Моро. Эта способность мимикрировать, органично встраиваться в предлагаемую среду была ее преимуществом, сверхспособностью, полученной за годы профессионального фиглярства.

– Что вы, это нам в удовольствие, – улыбнулась женщина. – Это просто волшебно, что вы смогли выбраться к нам! Я очень радостна за это. Андре показал мне ваших картин. Замечательная игра! Мы почитаем искусства.

– Ах, конечно. Искусство, искусство! – мама неопределенно махнула рукой и закатила глаза. – Куда мы без него? У вас, однако, чудесный дом! Волшебные цветы.

– А это ваша дочь, Даша́, верно? – Габриэль сделала ударение на последний слог.

– Даша́! – тихонько усмехнулся Сережа, и Габриэль посмотрела на него с некоторым удивлением. Мама прожгла меня взглядом в тысячу вольт, словно я была лично, персонально ответственна за все, что сделает или скажет Сережа. Хотя, если мне не изменяет память, именно я возражала против того, чтобы он шел с нами на обед. Я и сама не горела таким желанием.

– Мы произносим ее имя Да́ша, – пропела мама. – Или Дарья, так оно звучит правильно.

– О, это уж чересчур сложно, – улыбнулась Габриэль. – Русские имена порой очень сложные для нашего французского произношения.

– Что вы! Ваш русский безупречен, – и мама покачала головой, как бы не соглашаясь с Габриэль. – В самом деле, вне всяких похвал. Это просто восхитительно! Скажи, Даша, это же удивительно, правда?

– Да, конечно, – ответила я, не имея возможности промолчать. Мама держалась так естественно, а для меня сложным было лишний раз даже кивнуть. Кроме того, эта дорожка из мелкой гальки – она вовсе не предполагала хождения на каблуках. На ногах самой Габриэль были мягкие удобные босоножки. – Идеальный русский, – добавила я.

– Подарок от отца Андре, – скромно улыбнулась она, разворачиваясь к дому. Small talk[2] был окончен. Я мучилась от желания спросить, где носит самого Андре, но это было бы совершенно неприлично. – Коктейль? Скажите Жаку, что именно вы предпочитаете в такую жару?

– Просто воду со льдом, пожалуйста, – сказала мама, и я присоединилась к ее заказу, не зная, что можно, а что нельзя себе позволить на обеде в доме с такими фонтанами. Габриэль вела себя подчеркнуто просто, но это совершенно не значит, что можно разваливаться на диване, скинув туфли и забросив ноги на журнальный столик.

Мы прошли в дом, где уже потихоньку собирались гости. Габриэль извинилась и ушла встречать вновь прибывших, а мы остались в гостиной, окруженные тихим гулом французской речи, встречаемые взглядами, заинтересованными или равнодушными, и легкими приветственными кивками, на которые отвечали такими же. Все вели себя расслабленно и даже сонно, потягивая вино из бокалов. Около окна я заметила стол с закусками, но никто почему-то к нему не подходил.

– Думаешь, не стоит брать закуски? – спросил меня Сережа на ухо. – Они дадут какую-то специальную команду?

– Понятия не имею, – простонала я в ответ. – Может быть, дадут. Я никогда не бывала на таких обедах.