Жуков

Боевой порыв был настолько высок, что войска опередили срок, названный Жуковым Сталину, на сутки! Уже с 21–22 сентября по мере выхода на Днепр началась переправа. Решительные командиры, пользуясь темнотой, а то и днем с ходу приступали к форсированию реки. Не важно, что табельные средства для переправы отстали: на наспех сколоченных плотах, найденных лодках поток войск устремился к правому берегу, густо окрашивая воды Днепра кровью. Не везде переправы были успешными, кое-где врагу удавалось отбиться, а иногда преуспеть в яростных контратаках.

Но удержать «Восточный вал» немцам не удалось: мы вышли на Днепр к концу сентября на фронте в 700 километров и захватили 23 плацдарма на правом берегу. То было точное выполнение указания Ставки, отданного 25 сентября: с выходом к Днепру «немедленно форсировать его на широком фронте с целью рассредоточить внимание и силы противника. Зенитные средства выдвинуть к переправам для надежного обеспечения их от ударов авиации противника».

Героика первых часов и дней переправы через Днепр подкреплялась грамотной и слаженной работой всех родов войск. Стоило первым пехотинцам с автоматами и пулеметами зацепиться за тот берег и повести бой от уреза воды, как с левого берега им оказывалась поддержка — били танки, вышедшие к реке, гремела артиллерия. В рядах стрелков, залегших на правом берегу, — офицеры-артиллеристы, корректировавшие огонь батарей. Накопление сил на плацдармах шло поразительно быстро. В считанные часы наводились понтонные переправы, начинали работать паромы, и вот уже в боевых порядках войск, отгоняющих врага от реки, — танки, артиллерия, поддерживающая пехоту огнем и колесами.

В Ставке высоко оценили беспримерное мужество и умение, с которым наши войска взломали «Восточный вал». За форсирование Днепра 47 генералов, 1123 офицера, 1268 сержантов и солдат были удостоены звания Героя Советского Союза.

Теперь нужно было во что бы то ни стало закрепить победу. Генштаб не строил иллюзий: предстояли ожесточенные бои, немцы не пожалеют ничего, чтобы восстановить положение. Им, конечно, потребуется время, чтобы подвезти войска и обрушиться на наши плацдармы, а пока основная угроза с воздуха. 28 сентября Ставка напоминает и требует: «Немедленно подтягивать к переправам зенитные средства и надежно обеспечивать как боевые порядки переправившихся войск, так и сами переправы от ударов авиации противника, вне зависимости от количества переправившихся войск».

Пусть полк, батальон, рота или даже взвод. Солдаты на том берегу должны знать: за ними мощь всей армии, они — острие клина, они прокладывают путь армиям и фронтам. Чувство локтя, боевого товарищества удесятеряло силы героев-воинов, когда опомнившийся враг попытался сбросить их с плацдармов.

С конца сентября все — большие и малые — плацдармы были в огне днем и ночью. Озверевшие немцы, не считаясь с потерями, пытались поголовно истребить защитников, ибо сдвинуть их с места не могли. Не удалось! Напротив, плацдармы неуклонно расширялись, сливались друг с другом. Красная Армия накапливала силы на правом берегу.

Жуков следил за тем, чтобы не было напрасных жертв. К ноябрю их уровень упал до среднего за всю войну. Немецкие командующие, с азартом взявшиеся за выполнение приказов своей ставки о нанесении максимальных потерь Красной Армии, убедились, что рекомендованный образ действия — палка о двух концах. Они отправляли наверх фантастические данные о русских потерях и вполне реальные о собственных. Геббельс, конечно, не знал, что такое мораль и сострадание. Но именно он записал в дневнике 2 ноября 1943 года — в середине октября вермахт потерял на Восточном фронте девять тысяч убитыми за девять дней. «Мы не сможем долго выдержать такого кровопускания. Если оно будет продолжаться, нам грозит опасность медленно истечь кровью до смерти на Востоке».

Дорого пришлось повседневно платить вермахту за ужесточение боевых действий. Жуков был не из тех, кто дал бы спуску немецким убийцам. Они пожинали то, что сами посеяли.

* * *

Суровый на службе человек, Георгий Константинович всегда оставался любящим отцом. Едва ли за всю войну он неделю подряд был в Москве с семьей — женой и двумя горячо любимыми дочерьми Эрой и Эллой. После Победы в 1945 году писатель К. А. Федин встретился с Жуковым, завязалась беседа. Вот. пишет Федин, «еще маленькая пауза, нахмуренные и потом вдруг разжатые и поднятые брови, — и — нечаянное признание:

— Знаете, я недавно подошел к карте, повел но ней глазами и думаю — а ведь вряд ли найдется место, где я не был! Шофер мой — хороший гонщик, мотоциклист Бучин — насчитал, что я с ним 175 000 километров наездил за войну. Это, выходит, сколько раз вокруг света? А я ведь не с ним одним ездил… Да сотни часов налетал на самолетах. Три самолета сносились. Как башмаки… Это — не считая Монголии».