Жук

– Хорошо бы, чтобы вы оказались правы и это действительно была всего лишь пчела. Сидней, разве вы не чувствуете присутствия где-то совсем рядом какого-то зла? Разве вам не хочется убраться от него как можно дальше, туда, где будет ощущаться присутствие Бога?

– Марджори!

– Молитесь, Сидней, молитесь! Я не могу! Не знаю почему, но не могу!

Она обвила руками мою шею и, явно находясь в состоянии припадочного нервного возбуждения, крепко прижалась ко мне всем телом. Сила ее эмоций, однако, заставила меня забыть о том, что я мужчина. Поведение Марджори было совершенно нетипично для нее. Я же готов был отдать жизнь даже за то, чтобы избавить ее от зубной боли. Она раз за разом повторяла:

– Молитесь, Сидней, молитесь!

Я наконец решил сделать так, как она просила. По крайней мере, никакого вреда от молитвы быть не могло – мне, во всяком случае, еще никогда не приходилось слышать о том, что от нее кому-то стало хуже. Я принялся старательно произносить нужные слова – впервые за долгое время (определить точно, за какое именно, я был просто не в состоянии). Как только я не без колебаний выговорил первые фразы священного текста, Марджори перестала дрожать. Еще немного – и она явно начала успокаиваться. Наконец, когда я, добравшись до главного посыла, сказал: «Избави нас от лукавого», – она отпустила мою шею и упала на колени почти у самых моих ног. Вместе со мной она вслух произнесла заключительную фразу молитвы: «Ибо Твое есть Царство, сила и слава во веки веков. Аминь».

После этого мы оба какое-то время молчали и не двигались. Марджори продолжала стоять на коленях, сложив ладони на груди и опустив голову. Я чувствовал, как в моей душе звучат какие-то особые, глубинные струны, которые я не ощущал уже очень, очень давно – как будто моя покойная мать, протянув руку с небес, провела по ним пальцем. Мне кажется, иногда она делает это, но я никогда не знаю заранее, когда это произойдет.

Мы с Марджори продолжали молчать. Я поднял взгляд и увидел старика Линдона, который, прячась за экраном, пялился на нас во все глаза. На его большом красном лице было написано выражение такого удивления и растерянности, что я едва удержался от смеха. Очевидно, что наш смиренный вид нисколько не помог ему уяснить хоть что-нибудь из происходящего, потому что он пробормотал, заикаясь:

– Она что, не-ненормальная?

Вероятно, он собирался задать этот вопрос шепотом, но у него не вышло. Дочь услышала его голос, подняла голову, мгновенно вскочила с колен и, обернувшись, увидела отца.

– Папа!

На ее отца тут же навалился очередной приступ непреодолимого заикания.

– Д-д-дьявол, ч-ч-что все это з-з-значит? – с огромным трудом выговорил он.

Марджори явно была возмущена – и старик Линдон, похоже, это понимал со всей отчетливостью.

– Скорее это я должна спросить, что все это значит! – с холодным бешенством произнесла она. – Неужели вы все это время прятались за этой… за этой штуковиной?

Возможно, я ошибся, но мне показалось, что старый джентльмен совершенно потерял присутствие духа под взглядом дочери – и потому решил замаскировать этот факт, продемонстрировав бурный всплеск эмоций.

– Н-не смей го-говорить со мной в та-таком тоне, непослушная девчонка! Я твой отец!

– Разумеется, вы мой отец. Однако я до этого момента не представляла, что мой отец способен на такой недостойный поступок, как подслушивание чужих разговоров.

От гнева Линдон, похоже, на какое-то время лишился дара речи – или, во всяком случае, решил дать нам понять, что его последующее молчание было вызвано именно этим. Марджори повернулась ко мне, и, должен признаться, я бы предпочел, чтобы она этого не делала. Тон, которым она заговорила со мной, разительно отличался от того, в котором она общалась со мной буквально только что. Теперь ее голос звучал вежливо, но в нем чувствовался ледяной холод.

– Правильно ли я понимаю, мистер Атертон, что все это было устроено с вашего ведома? Что все то время, пока я изливала вам свою душу, за экраном прятался человек, который слушал мои слова, и вы об этом знали?

Я внезапно отчетливо осознал, что в самом деле принял участие в весьма грязной игре против Марджори. Мне захотелось схватить старого Линдона за шиворот и выбросить в окно.

– Я вовсе не нарочно это подстроил. Будь у меня такая возможность, я бы заставил мистера Линдона предстать перед вами лицом к лицу, когда вы вошли в эту комнату. Но ваше плачевное состояние помешало мне это сделать. Кстати, вам следует отдать мне должное – если помните, я предлагал вам вместе со мной перейти из этой комнату в другую.

– Но я что-то не припомню, чтобы вы хоть как-то намекнули мне на то, чем обусловлено это ваше предложение.

– Вы просто не дали мне шанса это сделать.

– Сидней! Я не ожидала, что вы сыграете со мной такую шутку!

Когда Марджори, женщина, которую я любил, сказала это, да еще таким непередаваемо холодным тоном, я был готов биться головой о стену. Каким же я был мерзавцем, так ужасно с ней поступив!