– Он здесь, – Жуга провёл языком по губам, ощутил горьковатую свежесть морозного утра и вдохнул прерывисто и глубоко. – Я чувствую его. Он здесь.
Он посмотрел наверх. Луна и солнце спорили на небе. Странный край…
– Ты думаешь… что это он? Тот,
– Не знаю, – дёрнулось плечо. – Не знаю. Просто чувствую.
– Что именно?
– Горят огни. Тени в глазах… и вой – где-то глубоко… глубоко подо мной… как будто плавится душа. Иначе он не может. Это как… – на мгновение Жуга задумался, подыскивая подходящее сравнение, и закончил: – Это как весь мир в одном глазу.
– Что он чувствует?
– Страх.
– А ещё?
– Ему больно.
– А ещё?
Травник поднял взгляд.
– Он ждёт.
Шаг.
Ещё шаг.
Размеренность движения не позволяла мыслям течь свободно, подчиняясь ритму перехода. Море было тихим и спокойным, в небесах светило солнце. На снег ложились тени. Лёд и битый сланец покрывали берега. Кое-где проглядывали жухлая трава и мшистые зелёные кочки. С ребристых козырьков подтаявших прибрежных снежников сочились медленные капельки воды. Подошвы меховых сапог скользили: шаг, снова шаг, чёрное поле – белое поле… Недавний шторм прогрыз неровные проплешины земли в сплошном покрове снега, сквозь которые проглядывал чёрный базальтовый песок. Казалось, вся Исландия стала как одна гигантская игральная доска.
И сверху на доске – четыре маленьких фигурки: высокая мужская, две ребячьи и ещё одна – четвероногая, большая, золотистая.
Дракошка замыкал процессию, вертя хвостом и с любопытством поглядывая по сторонам; его когти, уже порядком затвердевшие, с хрустом крошили застывшую глину. Когда варяг оборачивался, Рик дружелюбно лез ему под руку ласкаться, что совершенно не сочеталось с его свирепой зубастой мордой. Всякий раз от этого проявления дружелюбия Яльмару становилось не по себе; он мужественно трепал дракона за загривок и невольно прибавлял шагу. Гладкая шкура была холодна.
Варяг не любил ходить пешком. Не то чтобы он уставал или страдал от жары, просто не любил. Пусть даже Арне оказался прав и погода в самом деле исправилась. Над головой синело небо с редкими мазками облаков. День ещё только перевалил за середину, однако горизонт на западе уже светился розовым – зимою солнце здесь не поднималось высоко. Яльмар, однако, так и не решился снять меховую куртку: ветер, хоть и тёплый, пробирал насквозь. К тому же опыт подсказывал, что куртка на плечах – это одежда, а куртка за плечами – это уже поклажа. А поклажи и без этого хватало. Глаза заливал пот. Пеший ход разогревал, мешок с припасами тянул к земле. Впрочем, как философски размышлял варяг, лучше париться, чем мёрзнуть.
День клонился к вечеру, а Тил и Арне шли и шли вперёд. И, в общем, были правы – устраивать привал перед закатом не имело никакого смысла. Чуть-чуть тревожила варяга тишина. Конечно, было не до разговоров, но Тил, казалось, не хотел ни о чём говорить, да и Арне, несмотря на свою жадную до новых знаний душу, тоже отличался прямо-таки нездоровой замкнутостью. Так они и шли в молчании, остановившись только днём на полчаса – перекусить лепёшками и вяленой бараниной. Полоски солоноватого подвяленного мяса (мировецкая закуска под пивко) всухую вызывали только раздражение и вязли на зубах. Кусок не лез в горло. В животе у викинга урчало, Яльмар то и дело ловил себя на мысли, что ждёт не дождётся полновесного, нормального привала с ночевой, обедом и костром.
В очередной раз повернули за какую-то скалу. Арне остановился в основании глубокой балки, огляделся, подошёл к огромной засыпанной снегом коряге, выброшенной на берег, и пнул её. Плюнул на снег. Повернулся.
– Здесь остановимся, – он сбросил мешок и расправил плечи.
– Так не темно ж ещё, – сказал Яльмар. – Дорогу видно.
– Лучше места не найти, – спокойно возразил мальчишка. – Дров много, и от ветра есть где укрыться. Домов тут всё равно нет.
Больше возражать варяг не стал, молча вытащил из-за плеча топор и принялся рубить корягу на дрова.
Темнота упала быстро. Сумерки сменились ночью так, словно задули светильник. На небе высыпали звёзды. Запылал костёр. Единственный на всю компанию котелок оставили в землянке – надо было в чём-то готовить отвар для раненого гнома. Арне размочил в кожаном ведре полоски мяса и теперь поджаривал их на раскалённом плоском камне. Камень уже дважды треснул. Дрова дымили, парились, стреляли искрами. Из дырочек, проточенных в колоде червячками и личинками, толчками пузырилась пена. После нескольких с трудом проглоченных кусков аппетит у всех троих пропал. Распаковали спальные меха. Яльмар разомлел от близости огня и теперь лениво наблюдал за тем, как Тил снимает башмаки.
Яльмар никогда не видел, что за ноги у эльфёнка: предложенные Сакнусом меховые сапоги тот отказался взять. Яльмар ожидал увидеть что угодно – копыто, перепонки между пальцами или вообще шесть пальцев на ноге, но ноги у мальчишки оказались самые обычные, быть может, чуть поуже, нежели у прочих. Норвег задумчиво поднял голову, натолкнулся на пристальный взгляд чёрных глаз и торопливо отвёл взгляд.