Жрец

Возможно, боги и существуют, но разве может им быть до нас хоть какое-то дело? С высоты их душ мы, должно быть, совсем незаметны. Так каков же тогда смысл так много времени посвящать повторению одних и тех же слов, точно от этого люди, за счастье которых столь усердно молится Ик-су, в действительности станут счастливы? Не будет ли лучшим приложить такое завидное упорство на что-то более материальное и что на самом деле может оказать жителям окрестных деревень существенную помощь? Например, готовить им лекарства из растущих здесь целебных трав, которых в округе достаточно много, или же помочь в строительстве новых домов, а быть может ремонте пострадавших от времени и непогоды.

Но ведь для этого придется совершать реальные действия, а не только повторять заученные фразы, в которых уже нет смысла, ибо они идут не из глубины души, а просто механически срываются губ. Хотя Ик-су не произвел на меня впечатление ленивого человека. Он действительно верит, что так может помочь.

Однако за это время идею с лекарствами я воплотила в реальность, пусть и не совсем добродетельно: раздавать их я и не подумала, ведь судя по всему, покупкой продуктов или их выращиванием занимался этот самый Юн, о котором как-то упоминал Жрец. А теперь при таком положении вещей мы вскоре останемся без еды, а последняя похлебка, которую приготовил Ик-су едва не свела меня в могилу. Поэтому я и решила делать самые часто используемые и необходимые лекарственные средства, в чем мне неплохо помогло собрание текстов Юна, а после продавала их в ближайшем городе в лекарские лавки. Ик-су показал мне особую тропу, по которой обычно в город ходил Юн, так что мне удавалось без трудностей добираться обратно.

Но сегодня я никуда не пойду: несколько дней назад по дороге к дому жреца меня настиг дождь, и я промокла насквозь, а после заболела. И по сегодня гроза стихала лишь на время. Ик-су объяснил, что начался сезон дождей, поэтому так будет еще продолжительное время. Его слова едва ли меня расстроили: я люблю такую погоду. Небеса закрывают беспросветные облака, сливаясь с застилающим горизонт туманом, который от сырости не рассеивается даже к вечеру, а в воздухе появляется особенный запах. Ты становишься, словно отделен от всех миров.

Существуешь лишь ты.

И тот, кто рядом с тобой.

Грозы позволяют ощутить близость другого человека особенно ярко. Стоит только погасить огонь в печи, затворить покрепче ставни на окнах и позволить себе погрузиться в тепло того, кто тебе дорог. А когда ты болеешь, то чувства обостряются еще больше. Плотнее закутавшись в одеяло, я отвернулась к стене, надеясь, что еще с утра умчавшийся куда-то Ик-су вскоре вернется. В таком слабом и разбитом состоянии я чувствую себя совсем неуверенно, оставаясь одна. А к этому неуклюжему юноше, что ни говори, я успела проникнуться.

Челка по-прежнему закрывала его глаза, и если раньше я считала, что он, возможно, прячет под ней шрамы или что-то подобное, то теперь начинаю думать, что скрывает он именно взгляд своих странных фиолетовых глаз. Пусть сам молодой человек и строит из себя дурачка, взгляд выдает в нем зрелую и глубокую личность. Мне интересны причины, по которым он выбрал себе такую роль. Хотя догадаться не сложно: вероятнее всего, так он пытается защитить себя от других людей. Кто захочет лезть в жизнь человека, кажущегося недалеким умом? Такое поведение избавляет от приставучих людей, хоть мне и кажется странным, что Ик-су избегает тех, за чье благополучие молится с такой прилежностью и усердием.

Прошлого молодого жреца мы в разговорах не касались, как не тревожил он больше и события моей жизни, что меня, не скрою, радует. Не люблю, когда люди лезут в душу со своими советами, жалостью или мнением о произошедшем когда-то со мной. Все случившееся, все чувства, пережитые мною боль и тоска или же напротив радостные мгновения – они принадлежат только мне одной. Никто иной никогда не сможет в полной мере ощутить и понять их глубину.

Огонь в печи почти угас, и, поежившись, я все-таки выбралась из-под одеяла, босиком добравшись до сваленных возле печи дров, но бросить их в пламя я не успела: дверь с шумом отворилась, пропуская в дом порывы ветра и дождя. Ик-су, с трудом удерживая створку от цепких лап грозы, захлопнул дверь и облегченно выдохнул, прислонившись к ней спиной. Привычный светлый халат жреца сейчас был измаран грязью и весь промок от дождя, а в светлых волосах запутались крошечные ветки и какие-то сухие то ли цветы, то ли плоды-семянки. Интересно, где его носило, что так перепачкаться умудрился? Наверняка опять обо что-то споткнулся и улетел в какой-нибудь кювет, где и прочертил своей мордочкой по грязи.