Жора, Иваныч, Саша и Сашенька

Кремовую розочку, к которой никак, пока нес, не могла привыкнуть рука, положил на стол, отчего сразу стало легче – далек был от таких вещей, но понимал, что без этого сейчас как-то не так будет – неправильно.

Подошел официант – юноша, видимо, из подрабатывающих студентов. Принес меню и предложил кофе. Александр попросил пока стакан воды – во рту пересохло. От волнения. От которого, как ни старался, не мог отделаться.

Выпив воды, стал ждать. Никак не получалось расслабиться. Костюм, а точнее, только пиджак, надеваемый редко, создавал напряжение в плечах. От этого он казался себе неуклюжим и зажатым. «Зачем напялил? – спонтанно отреагировало сознание, но он тут же поймал себя на автоматизме, – Все, все, все… успокойся. Расслабься. Сейчас это некстати». Мысли роились в голове, перескакивая с собственной персоны на Сашеньку и обратно. И чувства – вслед за ними – то будоражили душу, то умирали в ней на мгновение, застигнутые пытавшимся восстановить свой прежний статус прагматизмом. Двадцать минут казались непреодолимым барьером между ним и его любовью.

Когда стукнуло одиннадцать, он вдруг осознал, что она может не прийти, и от этого ход мыслей резко изменился. К чувствам примешалась горечь, неизвестно откуда взявшаяся. Он уже не вспоминал о пиджаке, не испытывал неудобства «искусственных» поз, не выстраивал логических цепочек из сомнений и догадок. Все его существо, все мысли и чувства, все догадки и домыслы ютились около одной пронизывающей неприятным ощущением фразы: «Не пришла!»

Вчера Саша, неожиданно для себя согласившись на предложение Александра встретиться, завороженная его низким бархатным голосом, весь вечер провела в раздумьях. Были и сомнения и любопытство. А что? Вдруг это ее суженый-ряженый? «Если не буду встречаться – не узнаю». Что-то ведь в этом парне привлекает ее. Наверное же, все не просто так. По крайней мере, такого еще с ней никогда не было. Бывало, естественно, что кто-то нравился, но без этого непонятного чувства в груди. Без желания получить успокоение в человеке. Здесь все по-другому. Как-то не так. Сомнения, правда, периодически напоминают о себе, но невнятно и тихо, особенно сейчас, когда полночь уже назначила встречу следующему дню, и одиночество взывает к справедливости, понятной только ему.

Саша откинула легкое одеяло, забралась под него и еще долго лежала без сна. Постепенно сомнения ушли. Остались лишь ожидания и надежды – смутное, но прекрасное будущее.

Ей что-то снилось. События переплетались и уходили, приходили другие, то четкие, то расплывчатые, то ясные и конкретные, то вдруг уносящие в невероятные дебри символизма, где разобрать быстро меняющиеся образы было просто невозможно. Что-то помнилось наутро, а что-то просто напоминало о себе щемящими грудь эмоциями, непонятно на что намекающими и о чем говорящими. Одно только было очевидным – и приятным, и неприятным одновременно. Во сне она не могла никак понять: то ли это отец ей снился, то ли Александр. Они постоянно менялись местами. То она разговаривала с отцом, и вдруг понимала, что это – Александр, то – наоборот. И от такого вот коллажа чувствовала себя не в своей тарелке. Все виделось до одури ненормальным. А с другой стороны – ведь это был сон. А во сне все нормально. Там все может быть. Сон как сон. Но он принес раздвоение. Как будто отец – это Александр. Вот где скрывалась ненормальность. Она уже после этой ночи не могла по-другому воспринимать ситуацию. Не могла по-другому чувствовать этого человека. Такая вот подоплека и мешала – подспудно меняла целостность ее субъективности на полярность, на раздвоенность чувств. Это вносило страшную смуту в мысли, которые шарахались из крайности в крайность, не предвещая ничего хорошего.

Сегодня пятница. Небо тоже затянуто. Но не так, как вчера. Это еще довольно высокое небо, в перистых облаках, как бывает и летом в прохладные дни. Только летом эти облака, обычно очень разрежены, они сияют белизной, вопреки логике даже добавляя синей холодной глубине теплоту, обретаемую за счет контраста с еще более кажущимся холодным цветом. И летом чистота облачного покрова не привносит угнетенности, которую добавляют сероватые осенние тона. Сегодня эти тона, вкравшиеся в пусть еще высокий, но уже с редкими проблесками синевы небосклон, уже не создавали ощущения величественной красоты и необъятности окружающего космоса. Все это приземляло мысли, говорило о скором наступлении холодов, о будущих дождях со снегом, ветрах, пронизывающих своей влагой насквозь душу и сердце.

Саша шла бесцельно по городу, то отдаваясь мыслям, то впадая в счастливое созерцание окружающего мира, в очарование прелести пушкинской осени.