Жора, Иваныч, Саша и Сашенька

Водитель что-то пробурчал по поводу того, что «люди спят», и «музычку» не включил. Компания продолжала гудеть минут пять, о музыке не вспоминая. Однако девушка вдруг снова вспомнила о дискотеке, и недоуменно, и возмущенно вскричала:

– Ни поняла… А где музыка?

– Эй, водитель! – заорал тамада, – фьключите музычку в салон.

Водитель снова отворчался, и какое-то время парень, на что-то отвлекшись, не обращал на него внимания. Потом, не глядя, бесцеремонно отодвинул поникшую на его плечо голову только что желавшей дискотеки, но вдруг уморившейся девушки, и снова выкрикнул:

– Водитель! Фьключите музычку в салон.

Парень не злобствовал. Он просто заторможено, даже с какой-то веселостью в голосе изъявил уже ставшее его собственным желание оттянуться по полной. В нем не было агрессии. Он, видимо, думал, что водитель просто его не слышит. Поэтому и предпринял новый шаг.

– Мамаша…с полотенцем, скажите водителю, пусть фьключит музычку в салон.

Женщина от такой наглости сначала опешила, не нашлась, что ответить, но внутренняя работа в ней, судя по лицу и по тому, как быстро обернулась, закипела.

– Обнаглели совсем. Мама-аша, видите ли. Какая я тебе мамаша? С-сынок нашелся, – она на секунду замолчала, накапливая гнев, чтобы излить его окончательно, – Водитель, наведите, в конце концов, порядок в автобусе, – претенциозно громко процедила сквозь зубы.

– А я что? Мне что, больше всех надо? Вон… будите Никалаича, пусть он разбирается. Они же собирались не брать больше эту компанию.

«Они» – это администрация турфирмы, которая успокаивала клиентов, подобных «мамаше» тем, что обещала каждый раз, что «Рыжего на этот раз точно не будет». Но Рыжий каждый раз всплывал, и всегда со скидкой скупал всю галерку, то есть заднее сидение, на которое, обычно, никто не претендовал, разве что, когда был сезон, и не хватало мест по всем фирмам. Сейчас же сезона не было, и управленцы из администрации шли по накатанной: лишаться прибыли из-за капризных дам они не хотели. А дамы эти поедут по любому, потому что начинать на других фирмах, во-первых, лишиться бонуса, а, во-вторых, «а там что, лучше?»

Николаевич, руководитель группы, темный сухощавый мужичок лет пятидесяти, похожий на индуса, заворочался и сел, не совсем еще адекватно воспринимая ситуацию. Рыжий даже обрадовался: на его физиономии это сразу же отразилось.

– О, Никалаич! Николаич, скажите водителю, пусть фьключит музычку в салон.

– Смольский, какая, к черту, музыка? Люди отдыхают, – повел взглядом по салону Николаевич, – И вообще, Смольский, завязывай бузить.

– Я бузю… – он запнулся, видимо, соображая, – Я бужу… Тьфу, ты… Ну, Никала-аич, – загнусавил Рыжий, – ну скажите: нарлод трлебует…

Судя по тону он, уже как бы извинялся, выклянчивая эту свою «музычку», но нажал на слова «народ требует», что получилось смешно из-за дефекта произношения звука «р». Дамы с первых мест захихикали, и вся ситуация вдруг разрядилась. Рыжий уже не казался таким противным, да и компания, вроде бы не такая шумная. И вообще – дети. Какая-то сердобольная с третьего сиденья бросила:

– Да включите вы им эту музыку негромко, молодежь все-таки, им повеселиться хочется, это нам уже ничего не надо.

– А че ж не надо, – сказала другая, – я бы тоже послушала радио. Все как-то отвлекаешься.

Еще кто-то поддакнул из середины: один, другой.

– Саша, включи ты им радио, – сказал Николаевич, махнув рукой, – Не поймешь, – проворчал он, – то надо, то не надо.

Саша включил «музычку в салон», поискал волну. Кто-то сказал «оставь эту» и в автобусе постепенно воцарилась относительная тишина. Компания, во главе с рыжим парнем, спала – как один. «Музычка» тихо сопровождала их сопение. Лица, уставшие от дороги, жары и спиртного лоснились каплями пота.

Сколько еще?

Саша и Сашенька

Полгода назад их познакомили общие друзья…

Всю свою недолгую жизнь она ждала принца – мамино воспитание. А этот добряк-увалень на принца, ну, совсем не похож.

Но что-то в нем все-таки было такое, что-то невыразимое словами, от чего у нее иногда замирало сердечко и появлялось чувство защищенности, когда находилась рядом. А когда его не видела, волшебство заканчивалось, и становилось тоскливо от мысли, что если связать с ним жизнь, то счастья не видать. Зачем-то перебирала его недостатки, которые сама же и придумывала – для противопоставления идеалу, не покидавшему ее подсознательной сути. Могла часами думать о нем после очередной прогулки по парку, вспоминая мельчайшие детали разговора, анализируя их и ставя оценки в своей, не совсем осознаваемой градации. А могла не помнить днями, если обстоятельства складывались так, что им не удавалось долго видеться.