— Слушай, Колька… Вот она, вся правда: ты нам чужой сделался! Давно чужой! Хотя мы вместе сколько лет, с самого детского сада, а ты чужой… Хуже: ты теперь нам недруг!
Коля даже и тут улыбался чуточку насмешливо.
— Не веришь? Скажешь, что неправда?
— Конечно, выдумываешь.
— Даже когда ты брался нам помогать, это никакая не помощь была, а знаешь, что это было? Сказать?
— Сделай одолжение.
— Так… не помощь, а одно самолюбование. Ты охорашивался, красовался перед нами, как павлин или американский индюк.
— Американский? Прими к сведению, что других индюков не бывает: индюк — американская птица.
— Пусть так. Тебе всего и заботы было, чтобы ошеломить нас, показать, какая пропасть отделяет тебя, первого пятерочника, от нас, простых учеников, у которых и двойка случается в гостях. Скажешь, нет?
— Скажу, что показывал я вам и примеры и задачи. Не знаю, на что ты жалуешься… Не мог же я, в самом деле, посадить свою голову вам на плечи!
— Что? Что ты сказал? — возмутился Толя. — Да как у тебя язык на такое поворачивается! Алеша, слыхал? И голова у него драгоценная, и кровь голубая, и конь он не простой, а породистый, арабский… Тьфу!
А стрелки меж тем все подвигались вперед минута за минутой.
— Ну его! — сказал Алеша. — Некогда с ним возиться.
— Головы нам пересаживать! А нам, оказывается, такой сложной операции и не потребовалось, обошлись собственными головами. И еще как! Хочешь, давай попробуем — и мы управимся теперь с любой задачей так же хорошо и быстро, как ты сам. А то и еще ловчее… Хочешь? — вконец распалился Толя.
— Пожалуйста. Не отказываюсь от вызова.
Харламов привык, что оба приятеля без споров признают его превосходство, без зависти восхищаются его талантами, без раздражения сносят все его забавы и шутки, как бы бесцеремонны, а иной раз коварны или злы, они ни были. Он был уверен до сих пор, что они любят его и гордятся им. Теперь Коля был втайне смущен, в нем впервые шевельнулось даже чувство вины, но тем с большим вызовом и дерзостью он держался с товарищами.
— Спорить все-таки не советую, — сказал он. — Наверняка осрамитесь.
— Ну, а если нет? Если не осрамимся? Тогда что? — загорелся вслед за своим другом и Алеша.
— Бросьте, ребята. Лезете на рожон!
— А вот давай попробуем! — Алеша глянул на будильник и сразу остыл: оставалось уже менее получаса. — Жаль только, — сказал он, — что сейчас нам времени нет…
— То-то, что времени нет!
— Алеша! Слушай, — решительно заявил Толя, — не знаю, как ты, а я и на спектакль этот не пойду: до того хочется его хорошенько умыть… Давай!
— Успеется, — встревожился Алеша. — В другой раз умоем.
— То-то, что в другой раз!.. Какой там у вас еще спектакль?
И вот единственно затем, чтобы доказать невозможность соревнования в эту минуту, не сходя с места, Алеша показал Харламову два пригласительных билета, два квадратных лоскутка плотной бумаги с печатью Хореографического училища Большого театра. Здесь была на машинке отпечатана и программа вечера: «Ученический спектакль. 1. П. И. Чайковский, «Спящая красавица», второй акт. 2. Дивертисмент. Классика и характерные танцы».
Коля с изумлением ощупывал билеты, недоверчиво поглядывал на обоих товарищей. Вмиг забыл он все, о чем только что говорилось в этой комнате.
— Закрытый спектакль!.. — с уважением произнес он. — Ребята, откуда?
— Нас пригласили. Девочка одна прислала. Она сама сегодня участвует в главной роли и пригласила нас.
— Бросьте врать. Правда, ребята, откуда?
Пришлось показать ему и записку от Наташи, коротенькую записку, в которой девочка просила Алешу с Толей не опаздывать, а то все удобные, передние места будут заняты, и чтоб после «Спящей», в антракте, они обязательно ожидали ее в коридоре.
— И я пойду с вами! — засуетился Коля. — Когда начало? Живо! Пошли!.. Ничего, ничего! Как это «нет билета», если целых два билета! Отлично проберемся втроем!
Сколько Алеша с Толей ни противились, он отправился вместе с ними. Он выработал и план действий для контроля: сначала пройдут Алеша с Толей, а потом, спустя пять или десять минут, смотря по обстоятельствам, кто-нибудь из них выйдет в садик с двумя билетами и один из билетов незаметно передаст ему…
Отделаться от него не было никакой возможности. Ребята уже простились с ним, а он все-таки вскочил в автобус вслед за ними.
И было так.
Сторож за тяжелой резной дверью со сверкающим стеклом — лысый старик с бородкой, со строгими, мохнатыми, насупившимися бровями — проверил билетики, потом глянул сквозь стекло в сад.
— А это кто у вас там бродит? — спросил он.
— Где?.. Не знаем… — дрогнувшими голосами ответили вместе Алеша и Толя.
— В ворота входили — сговаривались, а теперь — «не знаем»…
— Правда, не знаем, кто такой… Он у нас спрашивал: «Здесь балетное училище?» — мы ответили: «Здесь», — и все…
— Будет врать. Терпеть не могу. А то я не знаю вашего брата? — сердито сказал сторож. — Насквозь вижу! Зовите уж его сразу, пропущу троих. А то ведь все равно вы ему билетик выносить будете! Что, я не знаю, что ли?.. Ну! Живо!..
26. Измена Наташи