Жизнь впереди

Потом был долгий антракт. Алеша с товарищами бродил по коридору, как просила Наташа.

Буфет на площадке бойко торговал, то и дело стреляли пробки из бутылок с газированными напитками. Дети ели мандарины и шоколад. По углам скапливались золотистая кожура цитрусовых вперемешку с липкими обертками из-под конфет.

Снизу грянул звонок. Заглянув в пролет лестницы, Алеша увидел того самого старика, что впустил их втроем на два билета. Старик тряс звонком над своим лучистым, лысым теменем. Значит, скоро второе отделение, а Наташи все нет…

Да будет ли она? Как непостижимым было ее превращение в таинственное существо из музыки и света, так невозможным представлялось ее возвращение из заколдованного царства в обыкновенную, земную жизнь.

Когда Алеша все-таки увидел ее — увидел вдруг, — он долгое время всматривался в нее издали, проверял, какая она. Наташа была еще проще и скромнее, чем всегда, — в коричневом ученическом платье с белым передником, с белым кружевным воротничком и манжетами. Она стояла перед двумя важного вида старыми людьми — мужчиной и женщиной — и внимательно слушала их. Такая же, как всегда! Только глаза у нее оставались еще особенными: слишком большими они были и ярко блестели.

Алеша и оба его товарища пристроились неподалеку, возле подоконника, дожидаясь, когда она освободится.

Они слышали непонятные слова: «Шенэ… Па-де-бурэ… Арабеск…» Взрослые, гулявшие по коридору с детьми, все без исключения замедляли шаг, приближаясь к этой группе, и потом оглядывались с напряженными лицами, прислушиваясь к словам: «Элевация… Ритм… Фуэтэ… Рыбка…»

Случалось, Наташа переговаривалась со своими почтенными собеседниками еще более загадочным образом: безмолвно, одними жестами, показывая условной балетной азбукой смену движений.

Но странно — Алеша вскоре, несмотря на таинственность выражений и жестов, начинал понимать общий смысл разговора. Он не знал директора школы, заслуженного артиста Вольнова, и никогда ему не приходилось слышать о народной артистке Троян, но он уже догадывался, что это старые мастера и что они хвалят Наташу и гордятся ею.

— Видишь, не напрасно я тебя столько бранила, — сказала старая женщина.

— Вера Георгиевна! — И Наташа, искоса, лукаво улыбаясь, призывала свою учительницу к полной откровенности: — Ведь если вы не бранитесь, значит плохо дело? Правда? То есть совсем-совсем плохо! Значит, и надежды никакой нет… Ведь правда же?

Седая дама переглянулась со своим старым товарищем и улыбнулась.

— Да, кажется, верно, — согласилась она.

— Ну, конечно, верно. И мы все это знаем. Если вы не бранитесь на репетициях, ох, как это нам неприятно!.. Некоторые даже плачут от этого.

Сторож внизу позвонил во второй раз.

— Отлично! — заторопилась тогда седая дама. — Спасибо, девочка! Но смотри! — Она с нежностью потрепала Наташу по плечу. — Работать и работать! Всю свою жизнь работать!

А ее сосед внушительно и строго прибавил:

— Помни, Наташа: еще два-три года — и ты в ответе за наше дело…

И вот наконец Наташа свободна. Старые артисты ушли в класс. Коридор быстро опустел. Наташа, как будто не замечавшая до сих пор мальчиков из чужой школы, скользившая взглядом мимо своих гостей, кинулась теперь прямо к ним, нетерпеливо вытянув навстречу руки.

— Ой, ребятки, чего я только не наслушалась сегодня! — Она помотала счастливой головой и улыбалась Алеше и Толе и вовсе незнакомому рослому мальчику, что был с ними, и окнам, и стенам школы. — А вы мне местечко приберегли? Нет? Скорее идемте! Сейчас будет второе отделение.

Там, где сидели втроем, отлично уместились и все четверо — тем более что Наташа сделалась невольным конферансье: она разъясняла наперед каждый номер дивертисмента со всеми подробностями, — и поэтому мальчики, слушая ее, жались теснее друг к другу.

— Танец с лентой из балета «Тщетная»… Дуся Малова, из девятого класса… А вон Дусина мама, в четвертом ряду, у самого прохода… Видите, волнуется…

Из «Лебединого», танец юных… Шесть девочек из пятого класса… Лебедята, цыплята… Тсс! Тише!..

Из «Щелкунчика», гопак с обручем… Вова Амбарцумян, тоже ученик седьмого класса… По алгебре ни бум-бум, приходится с ним мучиться, помогать. Но какой прыжок! На высоту человеческого роста прыгает, как гуттаперчевый…

А вот сейчас будет танец с загадкой: где танцовщица?

Так шепотком объясняла Наташа каждый номер, обмахиваясь программкой, как веером, и любезно клонясь то в одну, то в другую сторону, — хозяйка, одинаково внимательная ко всем своим гостям. Глаза ее блестели, смеялись, свет исходил от ее лица с ямочками, играющими на щеках, с полуоткрытыми в улыбке белейшими и чуточку влажными зубами, с тоненьким колечком волос, выбившихся над виском.

— Тсс!.. Тише!.. Где танцовщица? Угадайте! — снова зашептала она.

В программке сказано, что «Болеро» исполнит ученица десятого класса Ольга Верейская. Где же Оля?

С первыми тактами испанского танца из «Кармен» Наташа прижала палец к губам и предупреждающе поводила расширенными, нарочито строгими глазами.