Жизнь - вечная. Рассказы о святых и верующих

Это был последний наш разговор.

Отмечали окончание мы опять отдельно: богемные у себя, а «не москвичи» — в общаге. Ночью нашел меня Геракл, спросил:

— Как насчет открытого окна?

— Нормально, — отозвалась я.

— Смотри у меня, — он погрозил кулаком. — Слушай, что я придумал! Тебе надо идти в ЦК ВЛКСМ и давить на жалость. Что они, зря тебя посылали?

— Да пошли они все вместе с Капкой, знаешь куда?

На следующий день мы застали в Тихвинской знакомого священника. Он одобрил совет Геракла, отслужил молебен, окропил нас святой водой. Благословляя крестом, батюшка сказал:

— Да будет так. Аминь.

И было так. Но не сразу. Пошла бродить я по тем же коридорам и кабинетам здания на Старой площади, вспоминая, как год назад выпрашивала командировку на Сахалин. Кто-то был в отпуске, кто-то уволился. Одни просили подождать, другие указывали на дверь. Но я почему-то верила, что парни из ЦК ВЛКСМ мне помогут. Они были совсем не дураки. Все лето я промаялась в общаге, пока не выгнали перед началом учебного года. Тут из отпусков стали возвращаться ЦКовские деятели, завязалась переписка и перезвонка с Госкино, киностудиями, ВГИКом. До самых морозов я перекантовывалась по разным углам у знакомых. Безнадега того времени — тоже отдельная повесть…

Узнала о том, что мне все-таки дали стажировку на студии им. Горького в тот день, когда умерла Ирина Васильевна. Я восприняла и радость и горе с удивительным бесчувствием. Может, от усталости и напряжения борьбы, а может, от того, что смирилась с обстоятельствами.

Мрак неизвестности будущего рассеялся — на целых два года. Снова — на законных основаниях — я вселилась в родную общагу, жизнь стала входить в привычную спокойную колею. В сценарно-редакционной коллегии студии им. Горького меня приняли с любовью. Приглядывались, прощупывали, взвешивали и наконец разрешили писать заявку на сценарий, который решили вставить в план киностудии. Считай, начались этапы большого пути. Мою заявку на коллегии обсудили и приняли. На написание пятидесятистраничного сценария детского фильма дали полгода. Даже не верится: сейчас, в эпоху дикого капитализма, приходится большую книгу, не поднимая головы, писать за четыре месяца… Художнику в советские времена давали время на всякого рода раздумья.

Через полгода я принесла сценарий, его обсудили, в общих чертах приняли и, дав поправки, отправили думать еще три месяца. На следующем худсовете сказали, что почти все идеально, но кое-что можно доработать… Доработать так доработать! Время есть. Немного. Кончался срок стажировки и как раз к ее окончанию намечалось начало съемочного периода. Я больше не беспокоилась за свое будущее. С режиссером фильма познакомилась и даже закумилась: стала крестной двух его маленьких дочек, которые стали первыми моими крестницами. На дворе стоял 1986 год. Естественно, о состоявшемся крещении в Елоховском соборе на студии не знала ни одна душа.

На последнем худсовете перед сдачей сценария в производство атмосфера мне сразу не понравилась. Никто в лицо мне, как раньше, не смотрел, восторгов не высказывал… Все было как-то хмуро. Последнее слово взял режиссер Z, уже отмеченный киношными наградами. Z считался другом моего режиссера: учились вместе, жили в общаге в одной комнате…

— Мне кажется, — стал рассуждать Z, — вряд ли можно что-то поправить в Наташином сценарии. Вернее всего признать эту попытку неудачей и дать ей возможность написать другой сценарий…

Я не могла понять, о чем он? Вдруг мой режиссер вскочил с места и выбежал из кабинета.

— В общем, Наташа, твой фильм мы закрываем и надеемся, что ты соберешься с мыслями и в ближайшем будущем принесешь новый сценарий, — извиняющимся тоном сказал главный редактор. — Ну что, товарищи? Закончили?

Товарищи закончили и, не глядя на меня, быстро покинули помещение. Я вышла из кабинета и прислонилась к стенке: впереди мрак неизвестности. Мрачный-мрачный мрак.

Z пробежал мимо меня. Я окликнула и спросила, почему он меня предал.

— Да что ты, девочка моя! Ты талантливая, ты очень талантливая. Ну зачем тебе высовываться с этим г… Ты напишешь что-нибудь гениальное, и тебе дадут национальную премию.

— Зачем мне премия? У меня нет жилья, волосатых рук, богатых любовников. Я пропаду.

— Не пропадешь! — воскликнул Z и радостный побежал дальше. Вместо фильма по моему сценарию на киностудии запустили съемки его, под названием «ТАСС уполномочен заявить». Был такой…

В сущности Z оказался прав. Я не пропала. С Божией помощью следующие десять лет только и делала, что выкарабкивалась из душевного мрака. [16 — Об этом в книге «Без любви жить нельзя».] Трудная, но необходимая работа. Слава Богу за все! Когда горечь поражений ушла, я поняла, как промыслительно случилось то, что по интригам Z меня «выбросили» из студийного плана. Успех, видимо, испортил бы начинающую сценаристку, многого в жизни я бы не поняла. И только тогда, когда душа созрела, Господь благословил стать писателем.

Завещание Царя Александра III своему сыну Цесаревичу Николаю II