Жизнь в диссонансе (ЛП)

— Я была занята. — Драко повернулся на голос — Грейнджер вышла из кухни с двумя бокалами темной жидкости в руках. Пару минут назад там раздался взрыв, так что Драко остался на месте, не рискнув отправиться за ней. — У меня много планов, но пока есть дела поважнее. Здесь я почти не появляюсь.

— Это заметно.

Грейнджер даже не посмотрела на него, не поджала губы. Ее нервозность явно была вызвана не тем, что он увидит ее квартиру. Она не находила себе места и избегала смотреть в глаза. Драко надавил бы, но, если ее беспокоила именно та причина, о которой он старался не сильно размышлять, ему не хотелось спугнуть Грейнджер.

— Огневиски? Ты же любишь?

Для неразбавленного огневиски в середине дня, который проходил не так уж плохо, было рановато, но Грейнджер уже пила, а отказавшись, он лишь сильнее заставит ее волноваться.

— Не возражаю.

— Хорошо. Есть хочешь? Я наложила согревающие чары, но если ты уже голод…

— Я…

— Я буду выступать на слушании по делу твоего отца, — и тогда Грейнджер посмотрела ему в глаза, потому что в сложных разговорах никогда не трусила.

Драко отмер и опрокинул виски, согревший ему желудок. Это оказалась совсем не та причина нервозности, о которой он размышлял.

— В Министерстве попросили. Мне зададут пару вопросов, не знаю каких именно. Про столкновения, наверное. Гарри с Роном тоже вызвали. Ви…

— Я знаю.

Грейнджер не моргала, будто ждала, когда изображение дрогнет, явив иллюзию.

— О.

— Мне озвучили список свидетелей, когда предложили выступить на суде.

— Со стороны отца? Конечно.

Она опустила взгляд на его носки, но Драко знал, какие мысли бродят в ее голове. Конечно, на другой стороне, на противоположной, не на моей. В груди вспыхнуло раздражение, от любой малости грозящее перейти в злость. Кто на какой стороне сражался, было фактом, на котором прежде они топтались каждый спор, но теперь граница размылась. Драко не знал, с какой стороны стоит, но чувствовал, что больше не встречает Грейнджер лицом к лицу. Не сейчас.

Лучше бы она не поднимала эту тему. Драко сообщили о списке неделю назад, и с тех пор они встретились четвертый раз. Он считал, Грейнджер понимала и принимала рамки, ограничивающие темы, которые они все еще не затрагивали.

— Нет, — допив огневиски, Драко забрал у Грейнджер пустой бокал и обошел ее, чтобы вновь наполнить оба. — Я отказался.

()

Гермиона, зажав коленями портфель, полезла в карман за ключами от кабинета. Пальцы сомкнулись на холодном металле, отнюдь не напоминающем формой искомый предмет, и она вынула руку, мгновенно признавая часы, подаренные Малфою Крэббом. Драко ни разу не говорил, когда их получил, и Гермиона, хоть и считала, что дело было в детстве, не могла утверждать этого с уверенностью, учитывая личность дарителя. Серебро с фиолетовыми проблесками формировало цепочку из снитчей, стрелки на циферблате представляли собой миниатюрные метлы, чья щетина закрывала собой цифры, составленные из бладжеров. Крошечные веточки свалились в кучу в нижней части часов, превращая шесть оранжевых бладжеров в два.

Гермиона обвела большим пальцем стекло над циферблатом, стараясь определить, когда и зачем Малфой подложил ей часы. Возможно, чтобы напомнить. О верности и обо всем, что остается с нами.

(Август 1999)

— …под Империусом, и те времена были не менее ужасающими. Он жил в нашем доме. Мы фактически оказались в его власти и без применения заклинания.

Волосы у отца спутались и были не чище кожи. В похожем состоянии Драко видел его лишь в пять лет, когда учился летать, но в то время отец не был прикован к стулу в ожидании приговора.

— …Малфои пали жертвами В-Волдеморта в той же степени, как все, кого мне пришлось ранить за время порабощения…

Малфои пали жертвами не только Волдеморта, но и жертвами решения Люциуса. Драко гадал, не приходило ли отцу в голову, еще перед войной, выбрать нечто другое. Не был ли причиной того, что он снова вступил в ряды Пожирателей, утянув с собой сына, страх, что в ином случае с ними сделает Темный Лорд. Потому что это Драко понял бы. За это мог простить.

Но отец должен был знать, на что похожа война — ведь он уже в первой стал Пожирателем. Уже убивал и пытал, и проходил через суд, и выступал в свою защиту, марал семейное имя. И все же научил Драко ненавидеть, и, когда началась война, привел на нее сына.

— …переборол заклинание, потому что знал, что мой сын в опасности. Я не нападал ни на кого в Хогвартсе. Я только искал сына.

То была, возможно, единственная правда, сказанная сегодня Люциусом Малфоем. Драко бесило, что ее озвучили этим судьям в форме. Это признание предназначалось ему и никому другому. Драко цеплялся за него, напоминал себе о нем, чтобы не возненавидеть отца за все, что тот натворил.