Жизнь Шаляпина. Триумф

– Не могу сказать за всех, вы, Анатолий Васильевич, много делаете для нас, грешных. Но вот читаю в конце марта, кажется, «Ответ на открытое письмо специалиста»… Профессор Воронежского сельскохозяйственного института Дукельский, если память мне не изменяет, в открытом письме Ленину прямо пишет о том, что его возмущает попытка большевистского правительства натравить бессознательных новоявленных коммунистов на бывших городовых, мелких чиновников, лавочников, трудно описать весь ужас пережитых ими унижений и страданий. Постоянные вздорные доносы и обвинения, безрезультатные обыски, угрозы расстрела, реквизиции и конфискации, вторжение в самые интимные стороны личной жизни – вот обстановка, в которой пришлось работать до самого последнего момента многим специалистам высшей школы, а я со своей стороны подтверждаю, Анатолий Васильевич, что в такой обстановке живут и трудятся и оперные певцы, и драматические актеры, и писатели, и художники. Единственное, пожалуй, что я не слышал от ваших комиссаров, чтобы какой-нибудь комиссар поучал меня, чтоб я спал с женой в одной кровати, а другую сдал в его отряд, как это было в Воронеже, у Дукельского… Специалист не машина, говорит Дукельский, его нельзя просто завести и пустить в ход. Без вдохновения, без внутреннего огня, без потребности творчества ни один специалист не даст ничего, как бы дорого его ни оплачивали… Все даст доброволец, работающий и творящий среди уважающих его сотрудников, а не поднадзорный, охраняемый комиссаром из коммунистов урожая 1919 года… Злое письмо, откровенное, Ленин в своем ответе полностью процитировал его… А я почти полностью согласен с профессором, а не с Лениным…

– Профессор Дукельский, конечно, не прав вот в каком отношении: Ленин подчеркивает, что мы даем более высокую оплату сотням тысяч, если не миллионам тех, кто всегда получал лучшее жалованье. И наше правительство таким образом не покупает, как пишет Дукельский, усматривая в этом обиду и оскорбление его высоким чувствам. Тут вам необходимо понять, Федор Иванович, что против всех богачей озлоблены рабочие и крестьяне, которые надеются в ходе революции добиться равенства со всеми людьми, а партия большевиков снова выделяет тех же самых, которых выделяло и царское правительство. Помните: Ленин пишет, что если б мы, большевики, натравливали на интеллигенцию, то нас бы надо повесить, мы просто хотим предоставить интеллигенции лучшие условия работы, а потому ввели охранные грамоты для того, чтобы к вам, творческой и технической интеллигенции, не вселяли бесквартирных, чтобы Коровин спокойно работал в своей мастерской, чтобы дать Шаляпину лишний пуд муки, кусок сала, потому что мы знаем, что у него большая семья… Да и про кровати, Федор Иванович, у Владимира Ильича сказано, что если не было грубости, оскорблений, желания поиздеваться (а если это было, то за это надо карать), если этого не было, то начальник был прав: солдаты измучены, месяцами не видали кроватей, они защищают социалистическую республику при неслыханных трудностях, при нечеловеческих условиях, и они вправе забрать себе кровать на короткое время отдыха. Прекрасно помню, как Ленин решительно поддержал начальника: «Мы против того, чтобы общие условия жизни интеллигентов понижались сразу до средних – следовательно, мы против понижения их заработка до среднего. Но война подчиняет себе все, и ради отдыха для солдат интеллигенты должны потесниться. Это не унизительное, а справедливое требование»… Вот что писал Ленин, и он был прав…

«Черт меня дернул вспомнить про этого Дукельского, ишь разошелся, даже цитирует Ленина, все говорят: у Луначарского зеркальная, фантастическая память», – а вслух сказал:

– Да разве мы против, чтобы потесниться, Анатолий Васильевич! Помните, в годы войны я устроил на свои средства два лазарета для раненых воинов по двадцать пять коек в каждом, один в Питере, второй в Москве, не только оборудованы были на мои средства, но и содержались, мои дочери там помогали, Иола Игнатьевна, я много раз там бывал, беседовал, утешал, пел им русские народные песни… Так что мы готовы потесниться, но ведь комиссары влезают нагло в наш дом, забирают, что им приглянется, уж не говоря о вкладах в банках, которые просто отобрали у всех. А ведь вы знаете, что труд мой нелегок, я никого не эксплуатировал, я эксплуатировал только свой талант, гробил свое здоровье.

Эскузович, Шаляпин и Луначарский наконец вошли в простую комнату, разделенную на две части, большую и меньшую. На большом письменном столе лежали бумаги, у стола стояло кресло.