– …Вы знаете, что я давно хлопотал и уговаривал Теляковского, чтоб он дал указание поставить заново «Бориса Годунова» в Мариинском театре. Поручил он эту постановку Всеволоду Мейерхольду и художнику Александру Головину, который уже не раз готовил декорации к опере и эскизы костюмов, один раз для «Ла Скала», второй раз для парижской постановки. Так что ему было легко подобрать декорации и эскизы новых костюмов, заново сделал только декорации сцен в корчме и у Марины, пропущенных в Париже, да сцену у фонтана, которую в дягилевской постановке готовили по эскизам Александра Бенуа. Но вот режиссер Мейерхольд много нагородил такого, от чего в ходе репетиций я вынужден был отказаться. Естественно, сразу же возникли трения, настроение, и без того плоховатое, еще больше ухудшилось.
– Почему? – строго спросил Горький. – Ты в самом расцвете сил, тебя носят на руках твои поклонники, и антрепренеры платят тебе бешеные деньги.
– Дело разве в деньгах, Алексей. Денег у меня действительно много, но еще больше расходов. Независимо от моих желаний возникла у меня вторая семья в Петербурге, родилась дочка, сейчас ждем второго ребенка, купил дом в Москве на Новинском бульваре, чудесная усадьба, сад, дворовые постройки, огромные деньги отвалил, но это так мне необходимо, надоело скитаться по чужим домам. Содержу дом на станции Итларь по Ярославской железной дороге. А в прошлом году пригласил скульптора Клодта прокатиться по среднему плесу Волги. Красота неописуемая, хоть и воспетая таким замечательным художником, как Левитан… Помните его картины «Над вечным покоем» и «Золотой плес», вот эти места я увидел и был покорен красотой. Тут же сошли на берег. И захотелось мне купить здесь участок для строительства дачи. Посоветовали мне обратиться к господину Шулепникову. И на четыре дня задержался у этих замечательных господ. Пока Николай Александрович Клодт с хозяином выбирали участок для строительства терема «Князя Игоря», я помогал на сенокосе, накладывал сено на возы, вечером играл с кучером в городки, а после ужина пел собравшимся моим поклонникам. Замечательно провел время, никогда так не отдыхал душой и телом. А вернулся в Москву, все и началось: Иола Игнатьевна хмурится; дирижеры бастуют; Мария Валентиновна твердо решила рожать второго ребенка… Всякие мелкие гадости посыпались на меня… Сколько же зависти и злости в людях! А тут еще надобно представляться Николаю Второму и благодарить его за присвоение мне звания Солиста Его Величества. При этом я прекрасно знаю, что это звание получили уже человек десять на моей памяти, а меня все обходили. Теп ерь-то я знаю, что долгие годы Теляковский хлопотал за меня, но этому награждению препятствовал будто бы дядя царя… отказывая мне в этом звании как другу «презренного босяка» Горького, как вообще кабацкой затычке. Теляковский уговаривал меня поблагодарить государя за исключительную награду, «это важно и для детей Ваших», писал он. И действительно, теперь я могу хлопотать о поступлении детей моих в пушкинский Лицей, а раньше я
об этом и думать не смел. Но главное – забастовка дирижеров. Сначала я отнесся с юмором к тому, что возникло из-за моей фразы, брошенной по поводу дирижера Авранека, сбившегося с правильных темпов…
И Шаляпин подробно рассказал об известном эпизоде в октябре прошлого года, о критических отзывах в газетах.