– Вот до чего вы дошли, докатились, Шаляпин! Вы один среди сцены стали на колени перед царской ложей и несколько раз пели гимн! И вы, Шаляпин, тот самый, кто в 1905 году тоже один, но стоя на столе в «Метрополе», среди полного зала, пели «Дубинушку». Нет прощения за ваше низкопоклонство перед царем-душегубом…
И если б это было единичным выступлением… Его просто начали травить, организованно и сознательно травить, избирая самые изощренные формы. Плеханов вернул фотографию Шаляпина с издевательской надписью – «за ненадобностью». Амфитеатров написал «Открытое письмо Ф.И. Шаляпину», из которого явствовало, что Шаляпин «раболепно» целует руку палача, руку убийцы 9 Января. Дорошевич тоже поспешил отречься от дружбы с Шаляпиным. Чудовищная шумиха надолго выбила его из колеи, и Шаляпин впервые начал думать об эмиграции из России.
Глава шестая
Триумф за триумфом
10 сентября (28 августа по российскому времени) 1911 года Федор Шаляпин прибыл на Капри. Горький и Мария Федоровна встретили его на лодке у парохода. Дружески обнялись и расцеловались. На глазах у Федора Ивановича показались слезы. Да и Горький был очень взволнован встречей с другом.
– Я так рад, что все разъяснилось, – с горечью сказал Федор Иванович. – И этой встречи могло бы и не быть.
– Ладно уж, не береди свои раны, потом поговорим, до конца все должно быть ясно и понятно, чтоб никаких недомолвок между нами не было, – глухо произнес Горький. – Наслаждайся природой, солнцем, морским воздухом, чудесной теплой водой. Видишь, какая благодать тебя встречает…
Мария Федоровна улыбалась, радуясь, что возникшее недоразумение, которое вполне могло бы повлечь за собой разрыв, словно испарилось, не оставив, казалось, и следа в отношениях старых друзей.
– Не перевелись еще голубые ящерицы на Фаральони? – спросил Шаляпин, указывая на два утеса, поражавшие своей красотой и неприступностью.
– Не устаю удивляться, Федор, почему именно здесь, на этих скалах, водятся эти голубые ящерицы, повсюду безвозвратно вымершие. То ли климат, то ли почва какая-то особенная, то ли питание. Спрашивал ученых. Тоже удивляются… Это одна из сказок Капри, крошечного кусочка земли, но такого вкусного. Здесь просто пьянеешь, балдеешь и ничего не можешь делать. Все смотришь и улыбаешься… Красиво море, остров, его скалы, и люди не портят этого впечатления беспечной, веселой пестрой красоты. А какие это музыканты, ну, ты их слышал… В них столько природной веселости, наивной жажды красивого…
– А как Кармела и Энрико, не перестали танцевать тарантеллу? Здорово у них получается…
– Танцуют, кажется, еще лучше, – ответила на вопрос Мария Федоровна. – Станиславский восхищался этой чудесной парой, сравнивал их с танцовщиками Большого театра. Только отдавал предпочтение Кармеле и Энрико, больше, говорит, естественности и простоты.
Лодка пристала к берегу. Сели в экипаж и быстро доехали до виллы «Серафина».
– А почему вы переменили место жительства? «Спинола» слишком маленькой вам показалась? – спросил Шаляпин, увидев, что экипаж останавливается у железного забора.
– «Спинола», как ты помнишь, размещалась в северо-восточной части городка Капри, слева от фуникулера. Из моего окна, на втором этаже, помнишь, какой открывался вид… Сорренто, Везувий, Неаполь, да и весь залив от Капо ди Мизена до мыса Атенео был как на ладони. Но только хорошо мы себя чувствовали в «Спиноле» летом и весной, а наступала осень, потом зима, становилось жутковато, дул холодный северный ветер «трамонтана», в комнатах холодно и сыро, начинали кутаться в теплые одежды, простужались. Вот мы и решили снова перебраться в южную часть острова, здесь гораздо уютнее, больше света и тепла, а летом – не так уж жарко, постоянно обдувает легкий ветерок.
Поднялись по ступенькам. Шаляпин увидел два белых домика.
– Вот в этом мы живем с Мару сей, а в соседнем – столовая и комната для гостей, твоя, значит, комната, любую выбирай. Все приготовлено.
– Веселее тут, Федор Иванович, – вступила в разговор Мария Федоровна, – солнца больше, больше бывает на воздухе Алексей Максимович, и на том спасибо.
– Вы купили ее? – спросил Шаляпин. – Где-то я читал…
– Во-во! И до тебя эта сплетня докатилась, – гневно заговорил Горький. – «Горький купил себе новую виллу за 50 тысяч!» Опять сплетня поплыла по всей «загранице».
– По секрету скажу вам, Федор Иванович, мы платим 1200 франков в год. Только вы никому не говорите, никому – пусть себе думают, что мы – господа.
– Нажился Горький на революции! Всем плохо, а мне хорошо – вот ведь что получается, Маруся. Меня же всерьез спрашивают, сколько вилл я купил в Италии. Столько мусора наговорили обо мне, побольше, пожалуй, чем о Федоре.