Жизнь Шаляпина. Триумф

– А мне говорили, что эта вещь написана в тонах и манере Островского, выпукло показаны страдания героев, попавших в тяжкое положение, – возразил Шаляпин.

– Дешевка! Все эти Воробьевы горы, с детально нарисованной панорамой Москвы в лучах заходящего солнца, с обозначением «Иванов Великих», «Таганок», блестящий купол храма Спасителя, все эти студенческие рубахи, мундиры и студенческий жаргон, все эти выпивки и объяснения в любви к светлой юной девушке Оль-Оль, и эта мамаша-сводница, и эти офицеришки, ищущие чтобы поскорее и попроще – все эти нагромождения, Федор, ради одной банальной мыслишки: власть объективных условий жизни превыше всего, она может возвысить, а может раздавить человеческое достоинство, вообще личность человека. Юное, светлое, чистое каждый день втаптывается в грязь жизнью, голодом, лишениями… Ты сходи, Федор, сходи, посмотри, какой низкий культурный уровень театра, кажется, все актеры, у которых есть хоть какая-то возможность посмешить публику, пользуются этим средством воздействия. На этом построены все сцены на бульваре, городовые, сторожа, студенты, главные герои тоже стремятся к дешевому успеху таким же образом, а в итоге утрата чувства художественной меры, вкуса, надлежащей серьезности в серьезных диалогах…

– Если так, Юрочка, то радость успеха пьесы весьма сомнительна для автора и для театра? – недоуменно спросил Федор Иванович.

– Театру-то что? Театр молодой, только начал свою работу, он должен заявить о себе, поддержать себя материально. И многим нравится, веселенький жанр, много красок, много музыки, много настроения, но слишком подчеркнуто пьянство, так и лезут в глаза разные пластыри и повязки на подбитых физиономиях. А это производит тягостное, фальшивое впечатление…

– Что-то, Юрочка, не верится мне, чтобы Леонид про пьянство написал фальшиво, он же сам такой мастак по этой части, сам испробовал все стадии. Горький рассказывал мне, как он на Капри напивался и митинговал, скандал был… Да и потом он несколько месяцев вел разгульную, как говорят, жизнь, дамы, девицы… Он очень любил свою первую жену Александру Михайловну, скончалась года два тому назад после родов, вот он и загулял.

Шаляпин налил себе и Беляеву водки и стремительно опрокинул в рот. Юрий Дмитриевич вспомнил петербургские рассказы про Леонида Николаевича Андреева и решительно заговорил:

– Актер Николай Ходотов рассказывал мне про чудеса Леонида Николаевича, когда он напивался, только тогда и откровенным был, а то уж очень всегда он выглядит умнее, чем есть на самом деле.

– Я люблю его, – сказал Шаляпин, – ты не ругай его!

– Да что ты! Так вот… Просто хочется напомнить тебе, что тут происходило, когда ломались судьбы, взгляды, когда началась эта перестройка… Многие отказывались от своих прежних взглядов, ничего страшного в этом нет. Сначала думали так, а потом жизнь выдвинула какие-то новые обстоятельства, что-то изменилось, и человек стал думать иначе. И Андреев в этот момент, кажется, менялся, сбрасывал с себя революционные одежды, а тут еще жена умерла. И написал он «Черные маски»; на какой-то, как рассказывал Ходотов, частной квартире прочитали эту пьесу, как полагается, начали пить. Андреев пил все время коньяк. Он был в состоянии истерики, мрачный, растрепанный, раскаленный страстями и муками душевными; его лицо невозможно было узнать. И все время твердил: «Кто мне ее вернет?!»

Шаляпин хмуро смотрел на Беляева, лицо которого тоже помрачнело: «А пожалуй, был бы талантливым актером, ишь, как хорошо играет, действительно, знать, тоже неравнодушен к Леониду, как и я», – подумал Федор Иванович.