Жизнь после смерти. 8 + 8

Разговор шел о дочке новых знакомых. Где-то на отдыхе папа с мамой встретили приятную пару. И вот побывали у них в гостях, увидели их дочь и решили, что это для меня отличная партия. Мне было семнадцать. Ей — пятнадцать. Нас познакомили. Разумеется, из этого ничего не вышло. Хотя она была очень красивая девочка. Юная, стройная и поразительно нарядная — поскольку мы познакомились у нее на дне рождения. Наверное, ее родители продолбили ей голову, говоря: «Ах, какой мальчик! Это будет твой жених». Заставили позвонить мне и пригласить. А мои родители дали мне денег, и я купил ей букет цветов и альбом репродукций.

Я таких великолепных платьев и безупречных вишневых туфелек никогда не видел — только в кино или на картинках.

Она долго на меня смотрела, но я ей не понравился.

И она мне — тоже. Ни капельки.

Мне тогда совсем другие нравились. Умные и хмурые.

Но у моего папы по этому поводу было свое мнение. Как нынче говорят, жесткая позиция.

Один раз ко мне в гости пришла вот такая умная девушка. Она была старше меня на год — дополнительный повод для моей гордости, кстати говоря. Я только в десятый перешел, а она почти студентка — было лето, она уже сдала выпускные. Мой папа был дома. Мы зашли к нему в кабинет поздороваться. Она была из очень интеллигентной семьи. Знала два иностранных языка. Мы посидели на диване у меня в комнате, тихонько целуясь, стараясь, чтобы было тихо. Потом пошли гулять. Потом я проводил ее до дому. Вернулся домой.

Папа вышел из кабинета, на ходу выдергивая ремень из брюк.

— Ну-ка, спиной повернись, — скомандовал он.

Я машинально повернулся. Он перетянул меня ремнем. Не очень больно, но ощутимо.

— Ты чего?! — завопил я, оборачиваясь и увертываясь от следующего замаха. — Что за шутки?

— Нет, это я тебя спрашиваю, что за шутки! Что это за рожа? Что за макароны вместо ног? Что за патлы? Что за прыщи? Что за ногти? Что за рукопожатие? Вялая, холодная, но зато влажная ладонь! Ты свихнулся, сынище? — И он, наконец, расхохотался.

— При чем тут? — сказал я. — Она хороший человек. Очень умная к тому же.

— Это хорошо, — сказал он. — Тогда крепко, по-дружески, пожми ее благородную руку.

И он ушел в свой кабинет.

Собственно, больше никаких разговоров на эти темы у нас не было. Ну разве что иногда спрашивал: а ты в такую-то не влюбился?

Ах да! Однажды на дачной аллее он увидел меня с Лялькой, юной падчерицей знаменитого кинодокументалиста Романа Кармена — того, который снимал гражданскую войну в Испании в 1935 году. Лялька была безумно хороша. Потом, когда Роман Кармен умер, ее мать вышла замуж за Василия Аксенова, уже тогда известного писателя. Ребята стали называть Ляльку «дважды падчерица Советского Союза».

Мы с Лялькой шли, взявшись за руки и время от времени целуясь. Вечером папа сказал мне одобрительно и даже несколько церемонно: «Благословляю ваш маленький роман».

Роман действительно оказался очень маленьким: месяц примерно.

***

Но вернемся в нашу машину, которая стояла у книжного магазина на улице Горького, рядом с памятником основателю Москвы князю Юрию Долгорукому.

Итак, во-первых, мне стало стыдно, что папа начал со мной этот стыдный разговор.

Но, во-вторых, мне стало еще стыднее, потому что у меня не было любимой женщины, а мне уже было шестнадцать, и я подумал, что у папы в этом возрасте конечно же была любимая женщина, любовница, баба или как там еще сказать — а я опозорился перед родным отцом.

— Ну, — сказал он. — Есть у тебя любимая женщина? — он повторил эти слова с напором и выражением, обкатал их голосом: «лю-бии-мая же-енщина» — наверное, чтоб я понял, что он в виду имеет. Чтоб не спросить то же самое попросту и грубо.

Но я все уже понял секунду назад.

— Нет, — сказал я.

— Угу (или «ммм», или «ааа…»), — сказал он, рукою взявшись за рычаг переключения передач — на «Волге-21» он был на рулевой колонке, потянув его на себя и вниз, включая первую передачу и тихонько трогаясь с места. — Ну, понятно…

Мы поехали дальше, к Пушкинской, потом к Маяковке, повернули налево на Садовое, к дому, и я думал, что вот, оказывается, как все просто. Будет у меня женщина («девушка», любовница, баба и т. п.) — и все будет хорошо…

Самое смешное, что поначалу именно так и было — первые полгода, наверное. Потом счастье возмужания ушло.

***

Тем более что на меня стал наступать мой двойник.

«Денискины рассказы» набирали популярность год от года. К концу семидесятых подросли и повзрослели те, кого назвали Денисом в честь героя книжки. А когда я был маленьким, это имя воспринималось как нарочито простонародное. Учителя и соседи меня иногда называли Максимом, Кузьмой и даже Герасимом: что-то совсем деревенское.

Но вот все изменилось. Многие родители называли своих сыновей Денисами — да, да, в честь героя «Денискиных рассказов». То есть почти в честь меня. Почти — потому что на самом деле не в честь меня, конечно, а в честь мальчика из знаменитой книжки.