Совсем скоро от Дафэна остались лишь изглоданные белые кости. Маншэны снова начали хоровод, самый крупный из них выплыл в центр и закинул голову, устремив взор на заходящее солнце, будто человек, погрузившийся в глубокие думы. Долго это продолжалось, но ни люди, ни змеи не издавали ни звука. Вдруг маншэн в центре встрепенулся и нырнул под воду. За ним беззвучно стали уходить и все остальные, пузырьки на воде постепенно удалились на юг. В конце концов осталась лишь тишина.
Гунцзы Ху и его люди молча глядели на скелет Дафэна с ощущением, будто они умерли и воскресли. Его пустые глазницы внушали жуткий трепет. В мгновение ока это величественное создание превратилось в одинокий и жалкий скелет, вызывающий лишь печаль.
И тут откуда ни возьмись из глазницы Дафэна выпрыгнула изумрудно-зеленая птичка — вся в крови. Она долго сидела на черепе Дафэна, озираясь по сторонам, как вдруг заметила далеко на корабле господина Ху и сразу запрыгала радостно, хлопая крылышками, точь-в-точь как счастливый ребенок.
— Хуху! Хуху! — закричал Гунцзы, увидев своего попугая.
Глядя на птичку, которая отважно боролась со смертью, этот славный купец из Ваньчжоу вдруг почувствовал, что теряет Хуху навсегда.
Попугай услышал голос господина и запрыгал еще радостней. Но он был слишком далеко, чтобы подлететь, — только скакал на месте и хлопал крыльями. Потом у него изо рта медленно потекла струйка зеленой крови, он подпрыгивал реже и реже, каждый раз все ниже, потом уже не мог прыгать, а только сидел. Наконец он без сил упал на череп Дафэна, не отрывая глаз от своего хозяина.
На море опустилась ночь, холодный лунный свет осветил безжизненный скелет огромного чудища и маленькую зеленую птичку, что лежала на белых костях. Ледяной ветер забирался под ребра, но господин и советники все глядели, как Хуху и громадное тело Дафэна медленно уходят под воду. Потом кто-то из них говорил, что впервые видел, как глаза Гунцзы Ху покраснели, а потом из них покатились слезы.
Старик Шан пролежал без сознания три дня и три ночи, а потом вдруг открыл глаза — блестящие, но уже без того безумного огонька. Он попросил позвать господина — тот пришел, и старик Шан, лежа в кровати, сжал его руку.
— Господин, я скоро умру. Но у меня есть три вещи, которые надобно вам сообщить.
Гунцзы Ху понял, что смерть старика неизбежна, и только кивнул головой.
— Первое, вы слишком уж любите рисковать. Мните себя богачом, каких свет не видывал, и ничто не принимаете всерьез. Но теперь же вы сами видели, господин, даже могучему Дафэну в одночасье настал конец, а значит, когда-то настанет и вам. Вы действительно знаете, чего ищете?
Второе, вы очень способны. Но как долго может человек испытывать свои силы и наслаждаться молодостью? Жизнь с размахом в молодости приводит к страданиям в старости. Собрать свои силы и направить на какое-то дело — это уже маленький повод для гордости. Но геройствовать впустую, не жалея себя, — только сокращать жизнь. Посмотрите вон на Хуху, одним ударом убил Дафэна, но заплатил за это жизнью…
И третье, господин, я очень благодарен, что вы взяли меня к себе. Думаю, и Хуху хотел бы сказать вам спасибо за вашу теплоту и заботу. Мы ни о чем не жалели.
Перед тем как сомкнуть веки, старик Шан тепло улыбнулся:
— На самом деле я знаю, господин, почему вы так любили Хуху. Вы просто хотели, чтобы у птички появился особый статус, чтоб при дворе нас никто не обижал. Похоже, больше не осталось на свете Дафэнов, только такой скромной помощью мы, ваш низкий слуга и ничтожная птичка, можем вас отблагодарить…
Месяц спустя Ху сошел на берег в Ваньчжоу. На руках он нес тело старика Шана, советники позади были одеты в белое.
С тех пор Гунцзы Ху изменился. Он больше не ездил на охоту, а только лишь до глубокой ночи сидел в кабинете за книгами, один в полной тишине, полюбил болтать на улице с детьми бедняков, слегка улыбаясь им краешком рта, а еще стал выращивать много цветов и долго ими любовался.
Спустя два года он вдруг велел своим приближенным раздать все золото из сокровищниц людям в Байшуе: как потом рассказывали, каждому горожанину досталось столько золота, сколько хватило бы целой семье со средним достатком на три года безбедной жизни. Той же ночью все золото раздали горожанам лично в руки. Все поняли, что этот щедрый делец, который появился из ниоткуда, скоро покинет город.
В день, когда Гунцзы Ху собирался уехать, у ворот его дома собрались горожане Байшуя, чтобы его отблагодарить. Господин вышел из дома в белых одеждах, совсем как в тот день, когда впервые появился в Байшуе, сидя верхом на пятнистом осле. Люди отчего-то поняли, что он больше не богач, привыкший жить на широкую ногу, — он совершенно переменился, но стал казаться еще более недосягаемым.