(241) После того как мы рассказали по порядку о добродетелях Пифагора и пифагорейцев, приведем после этого и разрозненные свидетельства о том, что они имели обыкновение говорить о том, что не укладывается в избранную нами схему. Передают, что они призывали всех эллинов, вступавших в их братство, говорить лишь на родном языке, ибо говорить на чужом они не считали нужным. Для обучения у пифагорейцев приходили и чужестранцы: мессапы, луканы, певкетии, римляне. [132] Метродор, брат Фирса, применявший то, чему научился у своего отца Эпихарма и через него у Пифагора, большей частью в медицине, объясняя брату учение отца, говорит, что Эпихарм, а прежде него Пифагор, лучшим из диалектов считали дорийский из-за его музыкальной гармонии. И ионийский, и эолийский диалекты грешат хроматизмом [133] , причем аттический сверх меры. (242) Дорийский же диалект гармоничен, слова состоят из полнозвучных букв. В пользу дорийского диалекта говорят его древность и следующий миф. Нерей был женат на Дориде, дочери Океана. От Нерея, согласно мифу, родились пятьдесят дочерей и среди них мать Ахиллеса. Как утверждают некоторые, Девкалион, сын Прометея, и Пирра, дочь Эпиметея, родили Дора, последний – Эллина, Эллин – Эола. [134] В храмах Вавилона можно услышать, что Эллин произошел от Зевса, от Эллина же родились Дор, Ксуф и Эол. С этим рассказом соглашается даже сам Гесиод. Как бы то ни было, более поздним поколениям нелегко получить точные знания о древности или постичь что-либо. (243) Но и те, и другие из рассказчиков единодушны в том, что старейшим из диалектов является дорийский, позже возник эолийский, названный так по имени Эола, третьим по времени был аттический, получивший имя от Аттиды, дочери Краная [135] , четвертый – ионийский, названный по имени Иона, сына Ксуфа и Креусы, дочери Эрехфея, рожденной тремя поколениями позже появления первых фракийцев и похищения Орифии, как свидетельствует большинство историков. [136] На дорийском диалекте говорил и Орфей, старший из поэтов. (244) Говорят, что из врачебного искусства они более всего уделяли внимание тому, что касается образа жизни, и были наиболее усердны именно в этом, стараясь прежде всего изучить признаки правильного соотношения питья, еды и отдыха; затем едва ли не первыми они начали заботиться о порядке самого приготовления пищи и напитков и выбирать то, что для этого нужно. Чаще предшественников применяли пифагорейцы и целебные мази, применение лекарств они одобряли меньше, а если использовали их, то главным образом для умащения ран; что касается надрезов и прижиганий, их они применяли менее всего. [137] При некоторых болезнях они прибегали к заклинаниям. (245) Говорят, что они избегали людей, выставляющих напоказ свои знания и открывающих свои души, словно ворота харчевни, всякому встречному в надежде, не найдутся ли покупатели. Наводнив города, эти люди, если говорить коротко, наживаются, получая в гимнасиях с юношей плату за недостойное дело. Пифагор же о многом говорил иносказательно для того, чтобы те, кто воспитан в нравственной чистоте, восприняли его слова с пониманием, остальные же, как Тантал у Гомера [138] , лишь огорчились бы, присутствуя на его уроках, но так ничего и не вкусив. Я думаю, пифагорейцы говорили и о том, что не следует обучать за плату тех, кто приходит учиться: те, кто берут плату, оказываются хуже ваятелей герм [139] и колесничников, так как последние, когда кто-нибудь закажет им за деньги герму, ищут пригодное для создания образа дерево, а взимающие плату за обучение добродетели используют то, что уже приготовлено всей природой [140] . (246) Пифагорейцы говорят, что более всего следует заботиться о философии, родителях и земледельцах, ибо родителям и земледелию мы обязаны тем, что живем, философам же и воспитателям – тем, что живем правильно и разумно, так как именно последние открыли искусство правильного управления. Пифагор не считал нужным ни говорить, ни писать так, чтобы его мысли были понятны каждому случайному человеку, но первое, чему, говорят, учил Пифагор своих слушателей, это умению, избавившись от всякого рода неумеренности, молчать о том, что бы они ни услышали от него. Первого, кто разгласил тайну симметрии и асимметрии среди непосвященных, он, говорят, наказал тем, что лишил его не только общения и проживания вместе со всеми, но и приказал соорудить ему надгробие, как будто ушел из жизни тот, кто некогда был товарищем. (247) Другие говорят, что божество мстило тем, кто разглашал слова Пифагора. Так, погиб в море, словно нечестивец, тот, кто разгласил секрет построения двадцатиугольника, то есть додекаэдра, одной из пяти объемных фигур, которую можно вписать в форму шара. Некоторые говорили, что разгласивший учение о несообразности и несоразмерности претерпел то же самое. Своеобразным, основанным на использовании символов, было все обучение Пифагора, из-за подражания манере древних подобное каким-то загадкам и иносказаниям, точно так же, как подлинные божественные и пророческие изречения кажутся несколько непонятными и затруднительными для толкования для тех, кто праздно вопрошает оракулы. Вот сколько сведений о Пифагоре и пифагорейцах можно было бы извлечь и из их разрозненных высказываний.