Читаем Жизнь наградила меня полностью

Единственным архитектурным «излишеством» являлась огромная живописная студия, пристроенная ко второму этажу. На втором этаже были две спальни и две ванные комнаты. В первом этаже была также гостевая спальня с ванной, маленькая «диванная», или библиотека, и сердце дома – гостиная с камином. За круглым стеклянным столом в углу гостиной могло поместиться восемь человек. Если гостей приезжало больше, устраивался фуршет.

Обставлен был дом с элегантной простотой, поначалу меня удивившей. Внутри всё белое – стены, полы, мебель, ковры, рамы зеркал. Даже корпус телевизора белый. Единственные цветовые пятна – это живопись на стенах и длинностебельные розы в напольных вазах. Две стены дома – стеклянные, и поэтому кажется, что гостиная и природа за дверью представляют собой единое целое. С одной стороны – вид на их английский парк со скульптурами Либермана, с другой – на сад, в котором высажены более двухсот кустов роз. Радом с домом – бассейн с подогретой соленой водой, именуемый по-итальянски piscina, – напоминание об Искии, где они отдыхали много лет подряд. А вдали, насколько хватает глаз, – голубые холмы и олени. Кроме Либерманов и их гостей, – в поле зрения ни одной человеческой души. Впрочем, гости не переводились.

На мой взгляд, именно Либерманию можно было назвать своего рода художественным салоном, куда приглашались на выходные дни художники, писатели, поэты, известные дизайнеры. Мне посчастливилось встретить там Артура Миллера, Филипа Рота, Стайрона, Солсбери. Нередким гостем бывал Генри Киссинджер с женой Нэнси. Приезжал из Парижа Ив Сен-Лоран, который одевал Татьяну. Ее любимой одеждой были его шелковые брючные костюмы однотонных, но ярких расцветок: алых, оранжевых, солнечно-желтых. На коктейль или на five o’clock tea часто съезжались соседи – Оскар де ла Рента и Диана фон Фюрстенберг, бродвейские актеры, режиссеры и владельцы художественных галерей.

Так называемый «русский круг» образовался в Либермании благодаря Гене Шмакову. Вскоре после приезда в Нью-Йорк он был представлен общими знакомыми Либерманам. Алекс, а особенно Татьяна, к Гене очень привязались, и он прочно вошел в семью, став их почти приемным сыном.

Общих детей у Алекса и Татьяны не было, а с дочерью Татьяны Франсин дю Плесси-Грей и с ее двумя сыновьями отношения были непростые, и не только для Алекса, но и для Татьяны. Впоследствии Франсин выплеснула свои отрицательные эмоции относительно матери и отчима в двух книгах – «Любовники и тираны» и «Они».

Друзья Алекса и Татьяны шутили, что с появлением Шмакова, Бродского, Барышникова, а позже нас, Штернов, и Елены Чернышевой, в прошлом балерины Мариинского театра, а в эмиграции – педагога Американского балетного театра (АВТ), Либермания стремительно «обрусевала» и становилась похожей на русскую дачу, с долгими застольями, «селедочкой с картошечкой и укропчиком», чаями с малиновым и вишневым вареньем, спорами об искусстве и разговорами «за жизнь».

Татьяна, прожившая большую часть своей жизни на Западе – сперва в Париже, потом в Нью-Йорке, – была совершенно «русская душой». Она так никогда и не полюбила английский язык и говорила по-английски только в случае крайней необходимости. В доме, когда не было гостей, звучала только русская или французская речь. По-английски говорили с прислугой.

Алекс был довольно равнодушен к русской литературе, а Татьяна прекрасно знала поэзию и обожала Серебряный век. Гена Шмаков оказался для нее бесценным собеседником. Не удивительно, что эти двое нашли друг друга и даже перешли на «ты». Вместе они являли собой трогательную картину – в шезлонгах, среди розовых кустов, с видом на необъятные американские дали, они часами, перебивая и поправляя друг друга, декламировали наизусть Блока, Гумилева, Мандельштама, Ахматову и Цветаеву. А вот Маяковский звучал редко. Кстати, впервые услышав стихи Бродского в 1975 году, Татьяна безапелляционно сказала: «Готова держать пари, что этот парень получит Нобелевскую премию… Помяните мое слово…» Ее пророчество сбылось через двенадцать лет.

Либерманы жили на широкую ногу, имея постоянный штат прислуги. В Нью-Йорке – батлер Жозеф и горничная Мэйбл. Когда Мэйбл пришло время выходить на пенсию, Алекс подарил ей «мерседес». И на даче постоянно находилось несколько человек обсуживающего персонала.

«Страшно себе представить, – ужасался Гена, – что будет со всеми нами, если с Алексом что-нибудь случится? И что будет с Либерманией? Это же счастье, что мы можем здесь собираться».

Судьба распорядилась иначе.

В 1988 году умер Шмаков. А три года спустя умерла Татьяна Либерман.

Перейти на страницу:

Все книги серии Биографии и мемуары

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии