– Синдром Клаустенберга сопровождается потерей памяти. Жаловались ли вы в прошлый раз на потерю памяти?
Доктор углубился в историю болезни, а в моем мозгу отстукивали минуты на счетчике моей запаркованной машины. Наконец оплаченное время истекло – пятьдесят долларов штрафа обеспечено. Не надеясь на мгновенное излечение синдрома, я деликатным покашливанием привлекла его внимание:
– Доктор, извините, но лимит моего времени исчерпан.
– Сейчас дам рецепт. Принимайте таблетки и приходите через неделю.
Провожая меня до дверей кабинета, доктор Ломбарди на секунду дольше, чем следовало, задержал мою руку в своей мягкой ладони.
– Скажите, о чем вы мечтаете? Что бы вам хотелось в жизни делать?
– Н – не знаю, право… Может быть, писать рассказы.
– Прекрасная мысль, – оживился он. – И очень позитивная. Немедленно начинайте, не откладывайте.
Я отправилась в аптеку, купила таблетки и приступила к курсу лечения. Через неделю наметились некие улучшения:
1. Я написала рассказ, и семья его похвалила.
2. Во время мытья посуды я спела арию Риголетто.
3. В ответ на мамины слова «Надень пальто, сегодня холодно» не залаяла хрипло, а вежливо ответила: «Лично мне, мамуля, тепло».
4. При виде валяющихся на полу мужниных носков не разразилась рыданиями, а молча бросила их в корзину для грязного белья.
Похоже, доктор Ломбарди мне помогает, решила я, намереваясь продолжать лечение. Но, проторчав в ожидании следующего приема сорок пять минут, я сорвалась, нагрубила невинной секретарше и навек покинула Джованни Ломбарди. Так и живу с синдромом Клаустенберга.
Риелтор с человеческим лицом
Среди эмигрантов третьей волны, то есть приехавших в Америку в конце семидесятых, мы были в числе немногих, кто восемь лет спустя после приезда не обзавелся недвижимой собственностью.
Во-первых, у нас не было денег. Во-вторых… Впрочем, достаточно того, что и во-первых. Нам с Витей никогда не удавалось работать одновременно. Иначе говоря, то его увольняли, то меня выгоняли. Сперва, после года работы, начальник компьютерного центра, кстати, тоже русский эмигрант, заподозрил Витю в желании занять его место и выгнал его. Витя нашел другую работу, но моя контора потеряла большой проект – изыскания под строительство атомной электростанции (экологи постарались), и всю нашу геологическую группу уволили за ненадобностью.
Знак свыше, решила я, – с геологией покончено.
Когда мы подсчитывали наши ресурсы, то выяснялось, что, купив дом, мы обречены до конца жизни питаться баночными супами и лишь в дни национальных праздников позволять себе кутеж в «Макдоналдсе».
Поселились мы в Бруклайне, районе Бостона, в просторной квартире, которую снимали всего за 280 долларов в месяц. О, слава канувшему в лету социалистическому «рент-контролю», не позволяющему хозяевам самовольно повышать цены в соответствии с состоянием рынка!
Конечно, с потолка сыпалась штукатурка и раковины были покрыты паутиной трещин. Оконные рамы расшатались, и в них задувал океанский ветер. Но кто в здравом уме ремонтирует съемную, то есть чужую собственность?
Казалось бы, живи и радуйся! Наслаждайся свободой слова, печати, религий и собраний. Но нет. Отсутствие собственного жилья язвило душу и подтачивало здоровье. Можно ли быть счастливым, если друзья строят в подвалах бары, сауны и спортивные сооружения? Можно ли не впасть в депрессию, если те, с которыми на родине ты вкалывал за гроши в одной и той же проектной шараге, разводят в собственном саду павлинов и фазанов, держат в стойлах арабских скакунов, а в гаражах «бентли» и «бу-гатти»? Можно ли вообще заснуть, если твой бывший подчиненный соорудил на своем участке копию версальских фонтанов? Заснуть нельзя. Мы и не спали. Каждую весну нас охватывала домовая лихорадка. По воскресеньям, чуть свет, я бежала за газетой, с религиозным рвением изучала раздел «Недвижимая собственность» и подчеркивала соблазнительные объявления. Например:
«…Очаровательное ранчо. 2 спальни, 2 ванные, современная кухня, веранда, гараж, оборудованный подвал. Всего $ 275 000».
Такое скромное описание привлекало моего мужа, хотя ни 275-ти, ни 175 тысяч у нас не было. И при наших зарплатах банки в долг столько бы не дали. Но меня больше волновали другие объявления:
«Для тех, кто обладает первоклассным вкусом! Для тех, кто ненавидит компромиссы! Викторианская жемчужина! 6 спален, 6 ванных, палисандровая лестница с уникальной резьбой. Мраморные камины, библиотека, оранжерея, бильярдная, квартира для прислуги, теннисный корт. Зайдите в наш дом, и вам не захочется из него выйти. Всего $ 2 500 000».
Вот это написано для меня и обо мне. Это я обладаю первоклассным вкусом! Это я ненавижу компромиссы! И я звонила, и заходила, и мне не хотелось оттуда выходить…