А опасность действительно была очень велика и подстерегала его на каждом шагу. Враг был далеко не наивен и мог разгадать истинные намерения Мыглова. Да и сам Мыглов мог выдать себя какой-нибудь случайной ошибкой…
Всю последнюю ночь, проведенную дома, Мыглов не сомкнул глаз. Все раздумывал, не предупредить ли жену, что на этот раз уезжает не на день-два… Ему предстояло довольно долгое время — недели, а может, и месяцы — провести среди врагов, выдавая себя за их единомышленника и сподвижника.
Наутро он ушел из дому, так ничего и не сказав жене. Мыглов знал, что, когда придет время, сослуживцы позаботятся о ней и даже постараются каким-либо образом сообщить ему, кто родился — мальчик или девочка.
Стояла промозглая январская ночь. Шел снег с дождем, дул сильный порывистый ветер. До явки Мыглов добрался ровно в полночь. Назвал пароль, и молодая стройная женщина велела ему следовать за ней. Попетляв по безлюдным улицам, они добрались до места, и Янка — так звали провожатую — открыла перед Мыгловым дверь своего небольшого дома, спрятавшегося в глубине двора.
Янка, как позже узнал Мыглов, прежде была руководительницей существовавшей в селе организации, входившей в оппозиционный земледельческий молодежный союз. У нее были свои счеты с новой властью, как и у ее брата, жившего на полулегальном положении.
Усталый и продрогший Мыглов, переступив порог дома, почувствовал, как со всех сторон его охватывает тепло. Но, когда лег спать, никак не мог отделаться от тревожных мыслей. Какого рода проверку устроят ему? Постараются отобрать у него оружие? Мыглов имел при себе складной немецкий автомат, два пистолета и гранату. Не вызовет ли это подозрения у них? Подобные вопросы не давали ему покоя, усталость отступила на задний план, побежденная сомнениями и тревогами.
Человек, которому долгое время приходится жить и работать в условиях постоянной опасности, приспосабливается в какой-то степени к своему положению, свыкается с ним. Совсем по-другому чувствуют себя те, кому опасность угрожает лишь короткое время. Переживаемое ими напряжение велико, но кратковременно. Неизвестность, тревога, напряжение, риск тяжким бременем постоянно давят на разведчика.
В последующие дни в разговорах с Янкой и ее единомышленниками Мыглов старался дать им понять, что является одним из руководителей противников существующей власти в Северной Болгарии. Чтобы завоевать их доверие, он непринужденно продемонстрировал им свой арсенал, объяснил, как пользоваться оружием. Через какое-то время Мыглова переправили на надежную явку в Новазагорский район. По агентурному каналу он сумел связаться со своим оперативным руководством. Были уточнены детали его поведения при встрече в конце февраля с главарями «повстанцев» и намечен план действий, позволявший сотрудникам органов госбезопасности задержать этих отпетых бандитов, не бросив в то же время и тени подозрения на Мыглова.
Вскоре возникла необходимость Мыглову перебраться в Еленский горный массив. В один из холодных февральских вечеров он оказался в доме одного из наиболее надежных укрывателей бандитов. Здесь Мыглова встретили довольно любезно. Хозяин уже был осведомлен, что его гость — важная фигура среди противников власти в Плевенском районе. Мыглов счел уместным выразить опасения за свою безопасность, сказал, что лишь еще более высокая бдительность и осторожность помогут им избежать возможных предательств. В ответ он получил заверения, что в горах ему ничто не угрожает.
Дальше Мыглова вел Цеко — молодой крепыш, хорошо знавший все явки. Три дня они пробирались с хутора на хутор. Идти было трудно, снежный покров достигал шестидесяти — семидесяти сантиметров. Низко над горами висели хмурые тучи.
Наконец добрались до какого-то небольшого дома, затерянного в горах. Цеко ввел Мыглова в комнату и на целый час оставил одного. В напряженном ожидании время тянулось томительно медленно. Неожиданно дверь резко распахнулась, в помещение вошли двое незнакомцев. Мыглов, сумев сохранить видимость спокойствия и не выдав тревоги, поднялся им навстречу и обменялся с ними рукопожатием. Одним из вошедших и был главарь банды. Представившись, он извинился, что свидание пришлось устроить в столь глухом месте, и объяснил, что он, с тех пор как перешел на нелегальное положение, не доверяет никому. Основанием для этого послужили провалы почти всех операций и начинаний, предпринимавшихся группой. Затем он принялся цинично и зло хулить органы безопасности. Совсем уже распалившись, он выразил сожаление, что не прикончил того молокососа, который попытался его задержать. «Я бы ему голову отрезал, как козленку, — бесновался бандит, — если бы не торопился оторваться от преследователей».