Читаем Жизнь на волоске полностью

А дело было так. Предстояло выполнить контрольный полет на самолете, только что вышедшем из ремонта. Задание было не из самых сложных, и Димитров отнесся к нему как к обычной, будничной работе — ведь он уже не первый год служил в авиации. Лететь вместе с ним очень просился Еремиев, пилот-инструктор по другому типу самолетов, и Димитров разрешил ему…

На высоте девяти тысяч пятисот метров отказал генератор. Димитров сообщил руководителю полетов о случившемся и пошел на снижение. Испытание было нелегким, но он продолжал выполнять свою работу спокойно, без паники, совершенно не думая о том, что может случиться непоправимое. И вот уже самолет с перегревшимися тормозами застыл в конце полосы…

— С 1959 года не было случая, чтобы я не вписался в полосу, — говорит мне летчик. — Для каждого из нас это вопрос чести. А ведь известно, что в каждом полете существуют две критические точки — это его начало и конец.

Лишь одного долго не мог себе простить Димитров — что вопреки инструкции поднял в воздух человека, ее имеющего отношения к полету. Нарушение есть нарушение, и он вовсе не пытался смягчить свою вину тем, что его коллега-летчик очень настаивал на том, чтобы лететь вместе…

Я не спрашиваю Димитрова о самом тяжелом дне его жизни, боясь, что этот вопрос напомнит ему о тяжелой утрате — смерти одной из его дочерей. Неизлечимая болезнь унесла Галю, и теперь любовь и заботы отца сосредоточились на Милене, которая на «отлично» учится в гимназии с математическим уклоном.

Мне вновь хочется вернуться к тому давнишнему, первому серьезному испытанию, выпавшему на долю Димитрова. Сам он называет его «лейтенантским». Интересно то, что, несмотря на опасную и необычную обстановку, летчик продолжал спокойно делать свое дело. Подобное трудно понять тем, кто не имеет отношения к авиации. Ну а для Димитрова это было «нормальным исключением», если только можно использовать подобный алогизм. Летчик не имеет права поступить иначе. Действовать и в самой сложной обстановке — его обязанность, непреложный закон его профессии.

— Главное в подобной ситуации — сохранить самообладание, преодолеть страх, — считает Димитров.

Спрашиваю себя, откуда берутся у человека силы, чтобы не поддаться страху, не отступить, когда ему грозит смертельная опасность. Не могу не согласиться с теми, кто считает, что источником смелости служит чувство долга. Ведь ловкость и расторопность хулигана или драчуна не приводят в восхищение никого, кроме ему подобных. Философы говорят, что вне долга нет подвига.

Когда разлетелся фонарь и в кабину ворвалась воздушная струя, Димитров на какое-то время был выведен из равновесия, что вполне понятно и объяснимо. В течение последующих секунд он действовал инстинктивно, рефлекторно, словно во сне. Лишь на высоте около четырех тысяч метров полностью овладел собой, предпринял неотложные меры, которые диктовала обстановка, и предотвратил дальнейшее падение самолета. Его воля и мысль были напряжены до крайнего предела.

А внизу, на земле, сослуживцы Димитрова мучились оттого, что ничем не могут помочь товарищу, и всей душой желали ему благополучной посадки. Сам же Димитр прекрасно понимал, что и его судьба, и судьба боевой машины зависят теперь только от его мужества и мастерства. Не обращая внимания на опасность, на боль в голове, он уверенно вел самолет к аэродрому. И вот уже под ним бетонная полоса. Летчик снизил скорость. В наушниках зазвучали слова руководителя полетов: «Еще немного!.. Так держать!.. Хорошо!..»

Лишь на земле понял Димитр, насколько серьезной была опасность. Осколки фонаря разлетелись с такой силой, что пробили в нескольких местах приборную панель, не задев, к счастью, жизненно важных узлов.

…Товарищи тепло поздравляли Димитра, дружески обнимали его, шутили, что этот день он может отмечать как свой второй день рождения. Как-то вдруг обессилев от пережитого напряжения, он сбросил парашют на землю, сел на него и закурил. Сейчас возле взлетной полосы, среди друзей, он с особой остротой ощутил, насколько близок был от гибели.

Приказ генерала Трынского, который командовал тогда военно-воздушными силами, сохранил для истории этот эпизод:

«За проявленные в сложной обстановке мужество, хладнокровие и сообразительность и за спасение самолета наградить инженера-лейтенанта Димитра Димитрова…»

Имя молодого офицера было занесено в Книгу почета Центрального Комитета Димитровского Коммунистического Союза Молодежи.

С тех пор прошло много лет. Димитров командовал звеном, эскадрильей, был заместителем командира части. Но и до сегодняшнего дня его любовь к авиации осталась все такой же сильной и беззаветной. Его путь в небо начинался в аэроклубах Русе и Горна-Оряховицы. Затем последовали военно-воздушное училище и военная академия. Сын Северной Болгарии, он много лет служил в этом краю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии