Жизнь на льдине

Надо делать гидрологическую станцию, измерять глубину, проводить гравитационные наблюдения, но все работы мы откладываем на завтрашний день, надеясь, что ветер наконец утихнет.

В полночь Эрнст Теодорович обошел лагерь. Он вернулся и сказал:

— Ходишь, и кажется: вот-вот лопнут палатки от ветра…

Петр Петрович не мог заснуть. Он встал, обработал материалы своих наблюдений. Потом положил мне на руки марганцевый компресс, чтобы уменьшить боль после ожога, и сделал перевязку.

Дневник писал забинтованными руками.

11 августа

Ночь прошла в тревоге и напряжении. Хотя казалось, что все спят, а дежурит только один Эрнст Теодорович, фактически все мы бодрствовали в спальных мешках: сильно трепало нашу палатку, ветер гудел в антенне.

Лежишь и думаешь: хорошо, если на льдине не появятся новые трещины, если вода не пойдет на базы или в одну из наших палаток. Впрочем, те палатки, где мы живем и где установлено радио, мы успеем спасти; главное — сохранить материалы научных наблюдений.

Кухня, несмотря на то что я ее хорошо укрепил, накренилась набок, то есть прижата одной стороной к льдине. Завтракали: чай с лимоном и икра. Очень жаль, что нет мягкого хлеба, а сухари кончились. Чтобы из-за отсутствия сухарей братки не загрустили, я замесил полный бидон теста и начал жарить коржики. Думаю, что их хватит на два-три дня. Провозился до двух часов дня, а потом варил обед.

Все-таки я убедился: чтобы терпеливо просидеть пять часов у горящих примусов, надо прежде всего пройти тренировку в аду… Я сижу на бочке, а примус гудит у моих ног. И так часами… Мое состояние могут понять только домашние хозяйки, хотя таких неудобств им никогда не приходилось испытывать.

Мы собрались на кухне и пообедали. Я убрал посуду, закрыл палатку, и мы ушли в «жилой дворец» покурить.

Петрович обрабатывал материалы вертушечных наблюдений. Дрейф по-прежнему идет быстро. Нет возможности вытащить застрявшие батометры с глубины двух тысяч метров. Это тревожит Ширшова и всех нас. Льдина может промчаться через восемьдесят седьмую параллель, и мы не успеем сделать на этой широте гидрологическую станцию.

Как нам приходится думать о каждом часе нашей жизни на льдине! Все экспедиции прошлого не могли ответить даже на простейшие вопросы науки, связанные с дрейфом льдов в Центральном полярном бассейне. Вся деятельность, все усилия исследователей затрачивались на прохождение между торосистыми льдами, на благополучное плавание. Больше ни о чем они не могли думать. А мы обязаны!

Женя весь день обрабатывал материалы по магнитным вариациям. Два раза на небольшой срок выглядывало солнышко; все-таки оно нас не забывает. Женя успел сделать астрономическое определение. Оказалось, что за одни сутки наша льдина прошла десять миль.

Мы живем в напряженном состоянии, но ни у кого нет страха, боязни несчастья. У всех только одно опасение: как бы не пропали научные труды. У всех лишь одна мечта (и мы об этом все время думаем и говорим): как бы не сорвалась наша исследовательская работа. Нам нужно просидеть на льдине до весны ценой любых усилий. Знаем, что шестимесячная полярная ночь не совсем приятна. Особенно тяжело быть в полярную ночь на льду во время больших морозов. Но все полны решимости: во что бы то ни стало выдержать, сделать возможно больше научных наблюдений.

Я лег спать, а Женя продолжал обработку материалов. Петр Петрович также обрабатывал итоги исследований, а затем стал писать статью в «Известия».

Наш пес Веселый на таком сильном ветру, да еще при мокром снеге, уже не похож на веселого, а превратился в жалкое, несчастное животное; он свернулся калачиком и даже есть не просит. Пришлось перевести его в защищенное место и устроить позади палатки, где ветер тише. Как только мы перевели его туда, пес сразу напомнил нам, что он все еще Веселый: ожил, завозился.

Проснулся Теодорыч (он перед дежурством отдыхал). Увидел, что нас нет в палатке, и хотел уже вылезать из спального мешка, подумав: на льдине что-то случилось… Но, услышав наши голоса, успокоился и продолжал лежать в мешке. Он говорит, что долго спать не удастся, так как нервы взвинчены: все время прислушиваешься к ветру. Я его хорошо понимаю: у всех нас такое же напряженное состояние.

Удивительно, как отдыхает Теодорыч: лежит с закрытыми глазами, как будто спит, а сам все слышит.

Вечером я писал статью в «Правду» об итогах трехмесячной работы на льдине.

Получил от своей любимой родной Володички телеграмму о том, что она с 15 августа едет лечиться в Ессентуки. Радуюсь, что она будет отдыхать. Я о ней все время беспокоюсь. Здесь, на льдине, я о себе очень мало думаю. Ее здоровье меня больше беспокоит: хочется, чтобы она поправилась и окрепла.

12 августа