Организационные мероприятия в виде ужина, утрясания вопроса о спальных местах и добровольной передачи Вовкой части своего гардероба временному члену семейства прошли, можно сказать, в дружественной обстановке. Даже — в более дружественной, чем обычно. Поскольку Вениамин, явно чувствуя некоторую неловкость от своего вторжения, с готовностью хватался буквально за все.
Чистить картошку? Резать лук? Мыть тарелки и отскребать сковородку? Вынести мусор и вывести Лорда? — Да без вопросов! Конечно же — Венику! Почему — ему? Так он же сам хочет! Не веришь — спроси у него.
Поскольку Вовкин диван был узким, вдвоем там можно было улечься, только крепко прижавшись друг к другу. А раз заключать друг друга в объятия «мальчики», естественно, не захотели, то оставшееся свободное пространство комнаты было превращено в спальное (а, между прочим, спать на полу очень удобно — никуда не свалишься!). Вовка же не мог допустить, чтобы гость спал под его диваном на коврике, а Вениамин, соответственно, не мог позволить себе согнать хозяина с законного диванчика — и оба улеглись на полу, а диван тут же с благодарностью оккупировал Лорд, где и продрых в комфортных условиях всю ночь. Вот она — истинная собачья жизнь!
В общем, все оказалось даже не так страшно, как мне поначалу представлялось.
На следующий вечер, не успела я прийти с работы, позвонила Людмила.
— Слушай, где тебя носит? Я уже пятый раз звоню!
— Люд, я — на работе. Это ты у нас — свободный художник. А я — человек служащий, «от сих — до сих». А что случилось-то?
Хотя — что спрашивать? Уж я-то догадывалась, в чем Дело. Да и Людка мне звонила в последнее время, только когда хотела пообщаться на тему «Вениамин и его мамочка».
— Жан, тут такое! Помнишь Веньку?
Помню ли я его? Вон, сидит, делает страшные глаза и машет руками: это, мол, не он.
— Естественно. А что?
— А пропал он. Со вчерашнего дня объявлен «всесоюзный розыск». Изида в диком бешенстве. Рвет и мечет. Найдет Веньку — порвет в клочья.
Та-ак… А кто-то мне что-то про объяснительную записку для маменьки говорил… Я его сама сейчас — в клочья.
— Люд, с самого начала и — подробнее.
— Значит, так. Приходим мы вчера вечером домой — я тут одной бизнесвумен офис оформляю, а Сашки — рядом ошиваются, им, видите ли, дома делать нечего — так вот, только приходим домой — звонит Изида. И вкрадчиво так начинает:
— Людочка, позови, детка, Венечку к телефону.
Я, естественно:
— Тетя, Изя, какого Венечку? Я его уже двести пятьдесят лет как не видела.
— Людочка, не обманывай меня, я же знаю, что он к тебе поехал.
Ну, ты знаешь, что значит сказать мне «не обманывай». Я психовать начинаю.
— Не видела я вашего Вени в глаза. Сто лет он мне сдался.
— Людмила, — говорит, — я тебя еще в колыбели укачивала, из соски вместе с твоей мамой молоком кормила, а ты мне — врать?! Можешь передать своему приятелю и моему сыну, что мое сердце не выдержит. И это будет — на его совести! И — на твоей, Людмила, тоже!
Я прибалдела. Хотела расспросить подробнее, так эта карга трубку швырнула.
Звоню я тогда своей матушке, уж она-то должна быть в курсе. И знаешь, что выяснилось? Венька сбежал из дому! Оставил мамочке записку: не волнуйтесь, мол, за меня, со мной все в порядке. И слинял. Даже вещей не взял.
— Как это — не взял?
Портфель с носками, рубашкой, зубной щеткой и бритвенным прибором у него, по крайней мере, был точно.
— А так. Ушел утром на работу и не вернулся. Пропал, в чем был.
— Люд, а в чем дело — они не говорят?
— А как же! Ты вот представь: эта старая дура вознамерилась Веньку женить. Так знаешь, что она сделала? К ним в гости приехала какая-то ее знакомая с дочкой. Одно дело — невеста приходящая, а другое — живущая в твоем доме. Тут возможностей побольше будет. Изя стала стелить им на одном диване. У Веньки ж комната маленькая — не развернешься.
— Подожди, а у них сколько комнат?
— Три. В одной — она сама спит, в зале гостью уложили, ей почему-то с собственной дочкой оказалось несподручно спать, а в третьей комнате — деток на ночлег, да еще рядышком, как голубков. Чтобы утречком, так сказать, и благословить. Вот Венька и дал деру.
— Люд, она что, все это рассказала?
— Конечно. Она же в восторге от своей идеи, а Венька взял — и все испортил. Ой, подожди, Сашка на шкафу завис, сейчас свалится. Бегу ловить.
Вениамин сидел, как натянутая струна. Я раньше считала это выражение образным. Литературным. Так сказать — «для красивости». А ничего подобного. Вон он, сидит, даже не мигает.
— Что там?
Конечно, это не мое дело, что у него там творилось в спальне, но как-то поговорить на эту тему, наверное, придется.
— Веня, мама вас разыскивает по знакомым. Людмиле вот звонила и ее маме. Они же подруги, насколько я знаю.
— А еще?
— Что — еще?
— Вы долго с ней говорили. Что она еще вам рассказала?
— Веня, может, вам позвонить и предупредить маму, что вы в ближайшее время домой не вернетесь? Чтоб она вас не искала.
— Что вам Людмила сказала?
— Вень, да больше — ничего особенного.
— Вы же с ней долго говорили. Она рассказала, из-за чего я ушел, да? Она уже всем рассказала. Всему городу.