Жизнь как цепочка обстоятельств

– Я же не виновата, Андрюша, что у меня нет уже той любви к тебе, что она куда-то ушла.

– Заяц, чтобы сохранить любовь, нужно ведь трудиться. Это тяжелая работа. Но не мы ее придумали.

– Знаешь, для меня все, что является работой, в принципе не может быть любовью… – Она помолчала. – И вообще, может, не зря Толстой говорил, что всякое рассуждение о любви убивает любовь… Ну не могу я иначе, понимаешь? Мне нужно все время жить на пике ощущений, иначе не могу. Нужно купаться в счастье, все время чувствовать его остроту. А без этого ничего не надо. И другого счастья, кроме пикового, знать не хочу…

– Аля, это же иллюзия…

– Да понимаю я все, Андрюш, я ж ведь тоже все-таки медик, понимаю, что эта пиковость – вопрос биохимии, вопрос времени… Так я же и знаю, на что иду: отношения у меня никогда не будут долгими – пусть. Надежность в любви вообще не для меня, я ее не требую и не ожидаю – я просто не способна оценить этой популярной добродетели. И сама ничего такого обещать не могу.

– Никогда не думал, Алька, что наша любовь исчерпает себя этой первой фазой… самой бессознательной… Я-то ведь готов был и к потерям, и к жертвам… готов к терпению, к компромиссам. И все для того, чтобы удержать любовь. Как я ее понимаю. Но, оказывается… ты просто не можешь любить – я не знал… Биохимия – слишком мало для любви… Думал, вместе будем… всегда… Почему ты такая?

– Не знаю. Но другой и быть не хочу.

– Все это плохо кончится, Люша, – сказал он грустно. А ее передернуло от интимности этого имени.

– Там видно будет, – возразила хмуро. – А сейчас отпусти меня.

– Аль, нам ведь хорошо было вместе, страшно этим бросаться.

– Вот именно – было… Мне уже так с тобой не будет, Андрюша, я себя знаю. Ты прости, но я не могу ничего переделать. Когда пик проходит – я уже не вижу смысла.

– Но если все время гоняться только за остротой переживаний, в конце концов все в жизни покажется бессмысленным, и острота перестанет приходить вообще! Это же внешняя зависимость, ты загоняешь себя в тупик, ты это понимаешь? Нужно изнутри обновлять отношения, их нужно строить, Аля! Формировать способность к сохранению духовной, физической, энергетической связи… Ты потом просто перестанешь чувствовать, вообще. Ведь чувствительный аппарат надо настраивать. Господи, но что ж я тебе объясняю! Никогда не думал, что так будет… понять тебя не могу…

Она вздохнула и помолчала.

– Все так, – сказала, вздохнув. – Я даже понимаю, что лучше тебя вряд ли кто-то и будет у меня. До сих пор, во всяком случае, не было… Только ничего не могу с собой поделать.

– Не теряет тот, кто бережет, Аля. А так – так ты можешь потерять все. Подумай, что чего стоит. Менять стимулы до бесконечности… Но проблема выбора партнера с годами будет вставать все очевиднее, это же ясно… Ты… ты разрушишь себя, Аля, – добавил безнадежно, понимая, что в эту минуту она не слышит его и не услышит.

– Я все понимаю, Андрюша, – вздохнула Альбина устало. – Но иначе все равно не получится.

Дверь за ней закрылась. Андрей еще долго сидел в оцепенении. Утешала только мысль, связанная с Наташей, с бывшей женой. Все справедливо, все правильно: я бросил – меня бросили… «Она – не вернется… не вернется. И что у меня есть? Есть работа… друзья…» – те усилия, с которыми он пытался нащупать почву под ногами, причиняли ему боль. Но он пытался, не желая поддаться беде даже на минуту. «Работа. Работы много, нужно время… Все равно нужно время! И… женщины – они всегда найдутся… В конце концов все будет хорошо».

А Аля летела к Былову, и ей-то уже было хорошо! Неслась легкими шагами, счастье переполняло ее. «В конце концов, – отмахивалась она от смутно пробивавшихся, слабых импульсов вины и страха, – никому я ничего не должна! Ни-ко-му! В конце концов, почему нужно смолоду готовиться к старости? В детстве же не готовилась к юности, а жила и радовалась жизни. Я и тогда упивалась счастьем, пришла юность – и принесла новое счастье, сама собой, без всякой подготовки. Главное знать, чего хочешь; а лучше начала любви – ничего нет! И пусть когда-то все это кончится… Зачем загадывать… Ну, пусть… Зато уж будет что вспомнить! Главное – знать, что ни одного мгновения не упущено!»

Она подбежала к машине, сияя внутри и снаружи. Неизвестно откуда взявшийся большой пес с облезлой спиной и сиплым, сорванным от привычного лая, психопатически злобным голосом кинулся к ней. От неожиданности Альбина вскрикнула, уронив ключи. Собака метнулась к ее ногам, схватила за брючину джинсов. Альбина пришла в себя, топнула кроссовкой, собачья морда мотнулась, выпустив ткань.

– Сидеть, – выкрикнула Альбина твердо и громко. И тем же тоном добавила: – Нормальная собака – а ведешь себя как свинья! Прочь! Пошла прочь.

Пес отшатнулся, рыча. Не отводя от него взгляда, Альбина быстро нагнулась за ключами.

– Прочь пошла! – еще раз строго и громко крикнула.

Пес отступил, но все поглядывал на Альбину и все порыкивал.

– Сидеть! – на всякий случай рявкнула снова Аля. Открыла дверь и оказалась наконец в машине.