Жизнь и смерть генерала Корнилова

Большевики перешли в наступление, и начались бои с войсками Временного правительства. В Быхове с каждым днем количество узников становилось все меньше. Большевики в эти дни все сильнее и сильнее нажимали на войска Керенского, и Петроград был накануне падения. Доблестный генерал Краснов отчаянно боролся с большевиками под Петроградом! В Могилеве везде было оживление, а в Ставке нервы всех натянуты.

17 ноября было получено известие, что Керенский разбит большевиками и принужден был в костюме сестры милосердия бежать неизвестно куда и что в Могилев двигаются большевицкие эшелоны во главе с прапорщиком Крыленко. 19 ноября в четыре часа дня в Могилеве был объявлен военно-революционный трибунал, без разрешения которого никто не мог выехать из города. Вокзал был оцеплен красноармейцами и георгиевцами.

В последний день и в последний час стою я у письменного стола генерала Духонина и жду ответ на письмо Верховного, переданное мною в 6 часов утра. Генерал Духонин, сильно нервничая, пробегает ответ и, быстро запечатав, отдает его мне со словами:

– Передайте, Хан, Верховному мой искренний привет и пожелание ему счастливого пути. Торопитесь!

Я спешу к себе. Проходя мимо ставки, я заметил нагруженные автомобили с бумагами, из которых часть была нагружена, а часть еще нагружалась.

– Ваше благородие, скорее уезжайте отсюда! Вас ищут товарищи и хотят арестовать! – предупредил меня испуганный Фока, когда я пришел к себе на квартиру.

Не успел я надеть ятаган, как в комнату вошел адъютант генерала Эрдели и, волнуясь, сказал:

– Хан, скорее уезжайте отсюда! На вашей шее я вижу болтающуюся веревку!

Я зашел к полковнику Каит Бекову, жившему рядом со мной, чтобы попрощаться. С ним я за эти дни близко сошелся.

– Ты, дорогой Хан, охранял нас до сих пор, а теперь настал час, когда я тебя должен охранять. Время опасное. Я провожу тебя до Быхова! – сказал он, опоясываясь и беря свой револьвер и кинжал, ибо он, как дагестанец, носил черкеску.

Подойдя к телефону, я позвонил в полк и просил прислать булана, на котором я приехал утром. Не успел я назвать место, куда надо прислать лошадь, как услышал голос, говоривший по телефону:

– Ах, голубчик, попались! Теперь вы от нас не уйдете! Где вы сейчас находитесь?

Не отвечая на вопрос, я с полковником Каит Бековым поспешили поскорее выбраться из Могилева в Быхов, чтобы о случившемся передать Верховному.

Сделав кой-какие распоряжения Фоке, мы выскочили из комнаты.

– Не беспокойтесь, барин, я вас отыщу на Дону и привезу все вещи! – кричал нам вслед Фока.

– Хан, и я с вами! – раздался на темной лестнице голос капитана Попова, георгиевца.

Втроем мы вышли на улицу. Было шесть часов вечера. Вблизи были слышны выстрелы, очевидно, начались расстрелы. На дворе зима. Метель настолько сильна, что в двух шагах ничего не видно. Адский холод сковывал наши тела в легких шинелях. С неимоверным трудом осторожно пробравшись на другую сторону Днепра, мы очутились на шоссе, идущем из Могилева в Быхов. Темнота, холод и вьюга. Каждый нагонявший нас автомобиль заставлял прятаться в лес. Думали, что это погоня. Без четверти двенадцать мы пришли в Быхов. Я передал Верховному письмо генерала Духонина. Бегло прочитав его, он произнес:

– Нам ничего не остается, как возможно скорее выбраться отсюда! Пошлите ко мне сейчас же коменданта полковника Эргарта!

В эту ночь, кроме Верховного, в быховской тюрьме уже никого из узников не было.

Явившемуся коменданту Верховный приказал, чтобы эскадроны были готовы к часу – выступаем, и нужно спешить, ибо в городе уже большевики!

Я отправился к ротмистру Натензону, чтобы узнать, готов ли он со своим эскадроном к исключительно трудному походу. На заданный ему вопрос об этом я получил ответ:

– Хан, я был готов с моим эскадроном со дня приезда сюда!

Услышав это, я с волнением сказал ему:

– Дорогой ротмистр, единственная надежда Верховного и моя – только на вас и на третий эскадрон.

– Дорогой Хан, мой труп будет лежать там, где и труп Верховного. Я об этом вам говорил и дал слово еще в бытность нашу в Могилеве! – проговорил Натензен и поспешил к джигитам своего эскадрона.

В эскадронах зашевелились, приготовляясь в далекий путь. Лошади, почуяв сборы и дорогу, ржали, нервничали и рыли передними копытами рыхлую землю, смешанную со снегом. Я укладывал свою бурку и одеяло, чтобы приторочить к седлу, когда комендант вызвал меня к себе. У него я застал каких-то двух типов, одетых в солдатские шинели, которые заявили, что они желают видеть Верховного и сообщить ему по секрету нечто весьма важное и неотложное.

– К сожалению, Верховный вас сейчас принять не может, он очень занят. Не соблаговолите ли мне сообщить все, а я передам Верховному? – ответил я им.