Жизнь и смерть генерала Корнилова

– Садись, Хан Ага! Есть большая новость. Баба, давай нам чай! – приказал он своему вестовому и продолжал: – Ты, вероятно, служа в Ставке, уже знаешь, что полковник Кюгельген в компании с полковниками Григорьевым и Эргартом желают удалить из полка лучших офицеров-туркмен? Я думаю, что вся эта компания так действует потому, что хочет заполнить освободившиеся места своими друзьями. Этого мало. Эргарт по-прежнему сплетничает, а Григорьев помогает вздувать всякие истории, создавая невыносимое положение для офицеров-туркмен. Я все это отлично понимаю, но не хочу предпринимать каких бы то ни было мер, так как знаю, по твоим словам, что полку предстоит серьезная работа, – я не хочу мешать общему делу. Если я затею здесь какую-нибудь историю, то нас могут принять за бунтовщиков, взбесившихся с жиру, а поэтому я решил взять с собой Курбан Агу и тихо, не ссорясь с русскими офицерами, под видом отпуска уехать в Ахал, ибо если я уеду, поссорившись с ними, то ни один джигит не останется в полку. Я рассказываю тебе все это, чтобы узнать твое мнение по этому поводу.

Я постарался успокоить старого Сердара, сообщив ему о том, что Верховный ответил полковнику Кюгельгену. Подробно объяснив обстановку, я указал на тяжелое время и просил его забыть личные счеты ради общего дела, во главе которого стоит Уллу бояр.

– Будь великодушным, Сердар, – сказал я, – как отец твой, и верным, разумным помощником Уллу бояра. Единственная надежда его и ставки на тебя и на джигитов, а потому не обращай внимания на этих господ и поддержи меня, приготовив полк к предстоящей работе. Великий Аллах все видит и Сам накажет этих неблагородных сплетников, уже и так Им наказанных.

Сердар внимательно выслушал меня до конца и глубоко вздохнул. Наступила тишина. Лицо его приобрело темно-бронзовый цвет. Глотнув два-три глотка гёок-чая, он сказал:

– Хан балам (сын мой), я верю в Уллу бояра, верю и тебе. Понимаю душу твою отлично, понимаю и то, что ты хочешь, чтобы наш ротозей-туркмен вернулся в Ахал с добрым именем, а не как беглец с поля чести. Но что я сделаю с этими людьми, которые хотят помешать этому? Хорошо, балам, я забуду все. Работай! Старый Сердар к услугам Уллу бояра. Сделаю все, что в моих силах. Эй, Баба, позови сюда Курбан Агу, Коч Кулы, Шах Кулы, Баба Хана, Силяб Сердарова и Ата Мурадова!

Это были офицеры, подлежавшие увольнению.

Когда все они собрались, Сердар сообщил им о предполагаемом их увольнении и об ответе Верховного Кюгельгену. Велико было удивление некоторых, даже не подозревавших об этой интриге.

– Вы должны держаться крепко друг за друга и поддерживать Хана, слушаясь его во всем, так как он, находясь близко к Уллу бояру, лучше вас понимает положение вещей и будет сообщать вам все то, что передаст ему Уллу бояр. Каждый из вас должен подготовить своих джигитов к предстоящей работе, дабы они смогли с честью выполнить задачу, которая будет возложена на них Уллу бояром.

Когда я вернулся из полка, Верховный тотчас вызвал меня и поинтересовался, в чем там дело. Я ничего ему об интригах не рассказал, успокоив лишь, что все обстоит благополучно. Скажи я тогда одно слово, и кто знает, где бы очутились эти господа полковники во главе с командиром?!

После отказа Верховного отчислить офицеров-туркмен из полка полковники сразу переменили свое отношение ко всем офицерам-туркменам и ко мне. Они сразу же превратились из вызывающих крикливых господ в очень предупредительных и корректных. Туркмены отлично понимали причину такой перемены и по-прежнему держались в стороне, живя в полку своим тесным кружком.

Петроград

9 августа 1917 года.

В яркий солнечный день полковник Голицын приказал мне взять сорок человек джигитов с двумя пулеметами и отправиться на вокзал.

–Верховный сегодня едет в Петроград. Путь опасный, и могут произойти неприятности как в пути, так и в самом Петрограде. От этой поездки, дорогой Хан, зависит все будущее нашей многострадальной родины, поэтому выбирай людей таких же верных и надежных, как ты сам, – предупредил меня полковник Голицын.

– Эй, Ага, джигит один раз рождается, и после смерти он должен оставить честное имя потомству, – отвечали мне джигиты, когда я им объяснил, что поездка опасная и что, быть может, все мы погибнем вместе с Уллу бояром.

Быстро собрав все, что нужно, мы поехали на вокзал, куда прибыл и Уллу бояр. Поезд тронулся. Порядок несения службы в поезде был таков же, как во время переезда Уллу бояра из Каменец-Подольска в Могилев. Во время обеда за стол был также приглашен, по приказанию Верховного, мой помощник, прапорщик Шах Кулы. В продолжение обеда Верховный, разговаривая с ним, расспрашивал об аульной жизни, о жизни молодых туркмен, об обычаях во время свадьбы и т. д. Сам Уллу бояр рассказывал также интересные вещи из жизни текинцев. Шах Кулы, влюбленный в Уллу бояра больше, чем я, после обеда за гёок-чаем в компании джигитов делился своими впечатлениями.