Я последовал совету Голицына и доложил Верховному о полковнике. Верховный, приняв его и подавая руку, предложил ему сесть. Видя перед собою инвалида с полной грудью орденов, Верховный, мягко задав несколько вопросов о боях, в каких он участвовал, быстро перешел к делу и спросил полковника о причине посещения.
– Ваше Превосходительство, я прибыл из Царицына и привез вам план той местности, где сейчас находятся противобольшевицкие силы – офицерская организация.
– Пожалуйста, покажите, – поторопил его Верховный.
Полковник, развернув карту одной рукой, начал докладывать, указывая пальцем.
– Вот здесь, Ваше Превосходительство, французский завод для приготовления снарядов, а вот здесь депо, здесь же белогвардейская конспиративная квартира и штаб, – докладывал полковник, указывая на крестики, отмеченные им на карте города Царицына. – Если, Ваше Превосходительство, вы дадите в мое распоряжение двести человек офицеров с четырьмя пулеметами, то я уверяю вас, что одним ударом можно захватить сейчас Царицын, тем более что там уже все приготовлено и только ждут сигнала извне. Большевики еще не сорганизовались, как следует, и не имеют достаточной силы для сопротивления нам. Было бы желательно действовать как можно скорее, пока большевики еще не прислали из центра свои силы в Царицын, – закончил безрукий полковник.
– Спасибо, спасибо, – сказал Верховный, погружаясь в карту.
Прошло минуты две, и Верховный, оторвавши свой взор от карты, приказал полковнику оставить ее ему и, сказав, что он, подумав, даст ответ, отпустил его в общежитие, находившееся тут же, рядом со штабом.
Спустя два дня безрукий полковник пришел за ответом и, ожидая приема, сидел в приемной вместе с другими пришедшими. Один из присутствовавших здесь поручиков, увидя этого полковника, подошел ко мне и сказал, что безрукий полковник вовсе не полковник, а большевицкий комиссар.
– Он расстрелял в Царицыне собственноручно сорок человек офицеров, в числе которых был и я еще с двумя офицерами. Мы остались в живых только благодаря тому, что вследствие быстро наступившей темноты палачи поторопились уйти, сбросив нас, убитых и недобитых, в одну яму! – сказал поручик и моментально куда-то исчез.
Пришел начальник контрразведки капитан Раснянский и пригласил полковника с орденами следовать за ним.
Во время допроса полковник сначала называл себя капитаном, прапорщиком и, наконец, оказался фельдфебелем одного из артиллерийских дивизионов. Приехал он сюда затем, чтобы обмануть Верховного и взять от него на расстрел на сей раз двести человек. Узнав об этом, Верховный, вызвав к себе «полковника», спросил:
– Вы кто такой?
– Я фельдфебель, – ответил тот.
– Зачем же этот маскарад? Вы действительно расстреливали офицеров в Царицыне?
Комиссар молчал.
– Уведите! Расстрелять!.. Ах, какая гадость! Ведь это же наши русские люди! Подумайте, Хан, – сказал Верховный, глубоко вздохнув, оборачиваясь, как всегда, к картам.
Спустя два-три дня после описанного случая с «полковником» без руки Верховный и я вошли в офицерское общежитие, находившееся рядом со штабом.
– Что у вас здесь за митинг? – спросил Верховный у одной волонтерки, глядя на группу офицеров, собравшихся на средине спальни.
– Шпиона поймали, – ответила она.
– Шпиона? – переспросил Верховный, подходя к группе.
Офицеры быстро расступились, когда подошел Верховный, и мы увидели солдата в новенькой шинели, стоявшего среди офицеров.
На вопрос Верховного, кто он такой, солдат ответил, что он солдат, прибывший с фронта. Ни своего полка, ни фамилии командира полка он правильно назвать не мог, когда его спрашивал об этом офицер того самого полка, на который указывал солдат, да и вообще в это время на фронте не было такого полка. Верховный приказал обыскать его, разобрать все его дело тщательно и, разобравшись, обо всем доложить ему лично.
При обыске в кармане солдата было найден список всех учреждений Добровольческой армии и, кроме того, десять тысяч рублей денег.
Узнав об этом, Верховный приказал и его расстрелять. Его, между прочим, расстреляла волонтерка де Боде.
– Ну, и живучий был, каналья, как кошка! Всадила в него три пули, а он все живет! – говорила она, когда я, вспомнив об этом случае, спросил ее о расстреле.
Госпожа де Боде потеряла несколько человек своих родственников и родных, мучительно убитых большевиками, и безжалостно мстила им. Она сама была потом убита в сражении с ними под Екатеринодаром в отряде генерала Эрдели.
Часть третья
Опять мусульмане