Жизнь и смерть генерала Корнилова

Услышав, что Корнилов едет в поезде, Реджэб побледнел и зашептал мне:

– Хан Ага, не Корнилова, а нас ищут. Телеграф, наверно, перепутал и вместо «корниловцы» передали «Корнилов». Как же поедем, Ага, дальше?

– Ничего, Реджэб, Аллах с нами. Раз мы от расстрела ушли и сюда добрались, так отсюда до Киева Всевышний Аллах уже доставит нас! – успокаивал я его, а сам мысленно разрабатывал дальнейшие планы.

– Ну что, передали? – спросил, опять входя, железнодорожник.

– Еще как! Как будто сам Корнилов сообщил мне о своем приезде. С этими господами иначе нельзя. Их довольно трудно вытащить из теплой комнаты и оторвать от бутылок! – говорил, смеясь, комендант.

В дороге

Прибывший поезд был тотчас же окружен войсками и были произведены обыск и проверка документов у всех пассажиров. Началась страшная кутерьма: из окон вагонов с разбитыми стеклами летели на грязную платформу чемоданы, подушки, зонтики, ящики и вообще всякие вещи. Публика ругалась и, теряя свои вещи, вылезала на платформу. Девяносто девять процентов товарищей не имело документов. Когда в пустой поезд стали впускать по одному человеку, я решил использовать свое «знакомство» с комендантом и нашу беседу с ним, а потому я, смело подойдя к нему, когда он остановился у дверей одного вагона, обратился за разрешением войти в вагон.

– Ваше благородие! Надеюсь, вы меня за Корнилова не примите, он ведь русский – блондин, а я кавказец – брюнет, к тому же свой – кавалерист! – отчеканил я.

Комендант, рассмеявшись, назвал меня находчивым молодцом и разрешил мне с моими людьми войти в вагон.

– Бэ, Хан Ага, с тобой не пропадешь нигде! – говорили джигиты, довольные моей смелостью и находчивостью, радуясь, что так благополучно избежали грозившей опасности.

Войдя в вагон, мы очень недурно устроились. Джигиты, по обыкновению, поместились на верхних полках, а я – внизу. Держал себя я непринужденно, ругался хуже товарищей, орал. Угощал своих людей сухими фруктами, которые очень пригодились, заменяя нам хлеб. Разместились кое-как и стали ждать, когда пойдет поезд. Начались разговоры, сперва робкие, ленивые, а потом все оживленнее и оживленнее.

– Иван, кого, собственно говоря, ищут и зачем весь этот кавардак? – задал вопрос один из товарищей стоявшему у дверей вагона соседу.

– Да ну их! Откуда они взяли, что с нами в поезде едет Корнилов?!

– Да яво, значит, ищут?

– Кого?

– Да Корнилова?

– Куда ты его поймаешь! Раз из-под ареста ускользнул, то прощай, брат! – вмешался кто-то в разговор.

– Да, прозевали, значит! – говорил третий.

На минуту все затихли, а потом начались разговоры о земле, о свободе, но главным образом товарищей беспокоила весть о том, что украинцы наступают на Бахмач и Гомель и отнимают у солдат все лишние вещи. Эта весть, повторяю, главным образом всех и волновала, ибо каждый из товарищей вез с фронта массу награбленных вещей. Они начали придумывать планы, как бы сохранить свои вещи до дома от зорких глаз украинцев. Начались советы, разработка планов и способов избежать конфискации вещей. Услышав это, я решил воспользоваться случаем и, обратившись к своему соседу, сказал:

– Товарищ, вот, например, у тебя две пары сапог и две шинели. Дай одни сапоги мне, а шинель моему товарищу, – указал я на Тиллу, хуже всех одетого, – и, таким образом, мы провезем твои вещи.

– Хорошо, хорошо, товарищ, бяри, только слышь, сохрани их! – говорил сосед, отдавая мне пару совершенно новых ботинок с обмотками.

От другого солдата я получил теплые ватные штаны и папаху. От многих других вещей, как-то: сбруи, подметок, инструментов, мы отказались.

– Этот, наверное, жид, что придумал такой хитрый план! – произнес один из товарищей, лежавший на верхней полке, указывая на меня пальцем.

– Недаром сказал коменданту: «Ваше благородие!», зато и сидит теперь на скамейке! – сказал, завистливо глядя на меня, товарищ, стоявший у двери.

– Довольно с меня, что простоял целые сутки на ногах в коридоре вагона, теперь хочу сидеть! – бойко «кроя» на каждом слове руганью всех, смело парировал я на русском языке без акцента.

– Нет, товарищи, он не жид, а армяшка духанщик! По морде не видишь разве – черная, как у лошади! – ответил кто-то.

Я и его «крыл», а с ним вместе «крыл» всех на свете товарищей и армяшек, горячо защищая себя. Видя, что я сержусь, товарищи «ржали» от удовольствия.

– Да чего там, жид, армяшка! Он молодец, что придумал, как спасти наши вещи! – заступались хозяева папахи, ботинок и шинели.

– Если ты яго понял, то он не жид, так как жид, если хочет надуть тебя, то он сделает это так ловко, что голова русского человека не в состоянии додуматься, что он хочет ему сделать зло. Жид продаст, купит и выдаст русского человека, а он, дурак, все будет думать, что жид его благодетель! – говорил старый, запасный солдат, сидевший рядом с хозяином вещей, обращаясь к товарищу, лежавшему на полке.

Между тем я не зевал, а натягивал на себя брюки и надевал ботинки.

– Чтобы отгадать замысел жида, надо быть самому жидом! – поддержал кто-то пожилого солдата.