Как и ожидалось, больше всего молодого задора обнаружил самый старый из нас. Левашов предложил вести наступательные действия сразу в двух противоположных направлениях. Главными силами взять Варну, через нее упрочить морскую коммуникацию с Россией и при поддержке флота двигаться вдоль побережья на юг, буде возможно — до самого Босфора. К северу от Дуная выделить отряд для занятия Малой Валахии, чем достигаются сразу два преимущества: во-первых, когда неприятелям не останется ни одной пяди на нашем берегу, оборона княжества много укрепится; во-вторых, мы выйдем на границу бывшего Королевства Сербского, не далее как шесть лет назад принадлежавшего римскому цесарю. Чаятельно, сербы с готовностью возьмутся за оружие ради освобождения своего от турок, посему наших много не понадобится. Несколько полков, да обоз с трофейными фузеями и ятаганами, — и султанские войска, кои еще остались в тех краях, будут иметь полные руки дела, забывши и думать о каких-либо действиях против основной русской армии.
Advocatus diaboli у меня тоже был постоянный. Степан Апраксин, ведя приватную корреспонденцию с Бестужевым и всячески потакая желанию патрона о скорейшем прекращении сей войны, при каждом удобном случае старался хватать славолюбивых коллег за фалды и сдергивать их с небес на землю. Сейчас он говорил с искренней страстью. Какая коммуникация? Какая поддержка с моря? Осень на дворе! Вот-вот начнутся шторма, пока дойдем до Варны — точно начнутся! Флот уйдет в гавани, осаду придется вести в осеннюю непогоду и при ненадежном гужевом снабжении, то и дело прерываемом буджацкими татарами, откочевавшими ныне к Бабадагу. Чтобы пути стали безопасны, надобно очистить всю Малую Скифию, именуемую по-местному Добруджей. Причем, даже в случае полного успеха, зимовка в Варне будет вредительна: сей городок слишком мал, чтобы вместить существенную часть нашей армии; дальнейший же марш, зимою, через разоренную местность, по отвратительным турецким дорогам, просто невозможен и представляет вернейший путь ко всеобщей погибели. Что касается наступления в Малой Валахии, оно означало бы отвлечение сил с линии, ведущей во внутренние области Порты Оттоманской, на дальние окраины ее владений, не имеющие для султана большой важности. Помимо прочего, сие грозит омрачить отношения с Венским двором, коий навряд ли станет благосклонно смотреть на занятие русскими своих бывших провинций, утраченных в прошлую войну. А сербы… Сербы и тогда не шибко геройствовали, и теперь от них сколько-нибудь заметной помощи ожидать трудно — не говоря уже о том, что вряд ли прилично возмущать подданных против законного монарха, хотя бы и магометанина.
Немцы мои (и примкнувший к ним шотландец Кейт) высказывались более уклончиво. Дескать, лучше бы стать на зимние квартиры, но ежели Вашему Высокопревосходительству угодно, то можно в любой сезон воевать. В Финляндии, три года назад, случалось маршировать по снегу — ибо кампанию начали в марте, а холода стояли необыкновенно долго, почти до середины мая. Здешняя зима не холоднее финляндской весны. На возражение Апраксина, что две трети армии перемерли в тот год от болезней, только разводили руками: войны, мол, без потерь не бывает… Сложность снабжения войска и доставки пополнений в двух тысячах верст от столицы империи совсем не та, что в двух сотнях, — генералы сие понимали, но в преодолении любых трудностей возлагали упования на деньги, кои в правильных руках и при надлежащем употреблении творят чудеса, и твердо верили в неограниченность наших средств. Избаловал я их голландским кредитом! Сам-то прекрасно осведомлен, сколь близко дно этого колодца. Давши высказаться всем желающим, подвел итог:
— Василий Яковлевич, сердце мое с тобою. Но ум — скорее со Степаном Федоровичем. Не во всем, впрочем: возбуждать подданных против султана, уверен, можно и должно. Много ли от этого толку будет… Здесь, пожалуй, с ним опять соглашусь. И безусловно соглашусь с многоуважаемым господином канцлером, пишущим, что войну крайне желательно закончить как наискорее, ибо продолжение оной возлагает на государство Российское явно чрезмерное бремя.