Сразу по получении сей депеши, я вывел войска из лагеря близ Браилова и выстроил в походный порядок согласно плану, заблаговременно составленному фон Штофельном. Впрочем, правильность движения колонн сразу же оказалась под угрозой. Дело в том, что обеспечение частей армии перевозочными средствами привести к единому регламенту не вышло, несмотря на все старания генерал-квартирмейстера. Дивизии Апраксина и Гольштейн-Бекского, прибывшие в сии края морем, довольствовались в лучшем случае третью положенного, и тягловый скот имели плохонький — реквизированный у жителей или пожертвованный Левашовым по правилу «что нам не гоже». Корпус Кейта (бывший Румянцева) шел сушей и притащил за собою огромный обоз с походными мастерскими, маркитантками, шлюхами, евреями-шинкарями… Не хватало, разве что, театра и модных портных с куаферами, как у французов в Рейнской армии. Офицеры, кто побогаче, тоже имели на каждого до десятка телег со всякою дрянью, вплоть до мебели, и при попытке оные отобрать бросались защищать свое достояние со столь выдающейся изобретательностью и азартом, что в бою бы так — расчехвостили бы турок в хвост и в гриву! Миних в прошлую войну, столкнувшись с подобным, почел за лучшее не раздражать подчиненных — и тем придал дурному обычаю прочность традиции. Для меня же подвижность войск имела ключевое значение; посему пришлось самолично, властью главноначальствующего генерала, наводить порядок в обозе.
…Куча добра, вываленного у западных ворот полевого лагеря и принятого на сбережение служителями армейского тыла, уже превзошла высотою лагерный вал; сотни сверхштатных повозок, освобожденных от хлама, забраны под первостепенные надобности. Конь подо мной нетерпеливо пританцовывает. Дергает ушами, отгоняя мух. Стоять, скотина! Надобно ждать, покуда вся армия выйдет: без генерала, надзирающего за порядком, офицерам квартирмейстерской службы в один момент зубы повышибают, и ни единого воза не дадут. Иные и под присмоторм-то наглеют… Вот, как раз… А, знакомая персона! Ради этого молодца стоит вмешаться.
Запоздав на секунду против квартирмейстеров, юноша вытягивается во фрунт. Я подъезжаю почти вплотную:
— Изволите буянить, господин полковник? Что, мой приказ не по нраву?!
— Ваше Высокопревосходительство! Не понимаю, что худого в наличии лишних повозок, кои можно по мере нужды употребить хоть под амуницию, хоть под раненых?
— Теперь не время объяснять недоучкам основы обозного дела. Разве из уважения к Вашему батюшке, который мне нарочно писал и просил приглядеть, как за собственным чадом… Запруженность дорог и мостов излишними фурами препятствует быстрому маневру армии. Для нас быстрота движения — одно из главных преимуществ над врагом, сохранить которое совершенно необходимо.
— Но…
— Если Вам, сударь, благоугодно спорить, я предпочту оставить столь непонятливого офицера в гарнизоне Браилова. Воронежский полк пойдет в бой без Вас.
— Нет! Не бывать этому!
Румянцев-младший в ажитации кинулся к телегам.
— Расшпиливай фуры! Выпрягай!
Возчики засуетились.
— Опрокидывай!
Обозники натужились, поднимая сорокапудовую тяжесть. Юный полковник собственным плечом налег на серые от пыли доски, пачкая великолепный мундир. Протяжно заскрипев, повозка опрокинулась набок. Полетели в дорожную пыль какие-то узлы и ящики. С жалобным звоном брызнули осколки посуды. Саксонский фарфор, кажется… Да, горяч парнишка. Второй воз, третий… Цыкнул грозно на денщика, кинувшегося собирать хозяйское добро. Довершил разорение, встал опять во фрунт:
— Позвольте продолжать марш, Ваше Высокопревосходительство?!
— Будьте так любезны.
Построил своих людей и увел плац-парадным шагом, не оборачиваясь. Немолодой комиссариатский чиновник, растерянно на сие представление взиравший, высмотрел на моем лице усмешку и тоже заулыбался. Широким жестом я указал ему на пострадавшие от юношеской фанаберии неповинные вещи:
— Прибери, братец. Остынет — отблагодарит.
После укрощения сына одного из первых в империи сановников, никто более препираться не дерзал. Большей частью, полковники распорядились лишние возы оставить в крепости. Неудобоносимое бремя чудовищного обоза свалилось с моих плеч. Вовремя свалилось, потому как в тот же день, к вечеру, начали поступать дурные вести.
Атака в предгорьях оказалась диверсией, нарочно предпринятой Али-пашою для отвлечения моей конницы в самое удаленное место. Прием не слишком хитрый сам по себе, но исполненный с большим искусством. Бесчисленные полчища на пределе видимости при ближайшем рассмотрении обернулись обозниками из валашских жителей, нарочно для сего обмана согнанными. Действительный же удар Хекимоглу направил между моими главными силами и корпусом Левашова, роль авангарда отведя боснийскому ополчению. Не хочу ни в чем упрекнуть многоопытного Василия Яковлевича, ибо сам же ему и советовал не принимать в расчет бошняков. Оказалось, ошибся. Воистину, широка и непредсказуема славянская натура. Даже если сей славянин — магометанин.