Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 5

При таких опасениях турецких, плавание через проливы инкогнито, под видом купца, тоже становилось неуместным. Ежели узнают, пусть даже post factum, то уже непременно уверуют, что путешествие совершалось ради шпионства. Пришлось взять цесарский паспорт в Генуе, у маркиза Ботты д'Адорно, и все-таки пересесть в ненавистную карету. Что генерал Читтанов не соизволил заехать в Вену, впоследствии объясняли анти-австрийской ориентацией оного в иностранных делах. Ничего подобного: просто хотелось как можно более сократить путь. Военная Граница, Венгрия, Трансильвания — и через горы в Букурешть, где все еще стояли наши войска. Приятно было вновь ощутить себя во главе армии! Мало есть наслаждений на свете, сравнимых с необыкновенным чувством, наполняющим душу, когда десятки тысяч специально выученных людей исполняют предначертания твоего разума, когда войсковые корпуса движутся, словно собственные твои руки, готовые нанести неотразимый удар врагу, когда выстраданные тобою расчеты и замыслы оказываются правильнее и умнее, чем коварные планы чужеземцев. В сравнении с этим ощущением небывалого могущества, любые почести и слава — пустейший вздор.

Устроив смотр полкам и проведя совет с генералами, оценил готовность к действию. Нашел возможным, при необходимости, в самый короткий срок привести наши силы на Дунае и Альте как в оборонительное, так и в наступательное положение. Скорой нужды в сем не ожидалось: зима была на носу. Но дело в том, что Порта заключила-таки мир с Надиром. Персиянин не получил ничего, и винил в том российскую императрицу, якобы его предавшую. Как будто не он первый начал сепаратные переговоры с османами! Он раньше начал, я раньше закончил — где тут повод для упреков?! Только этому безумцу на троне бесполезно что-либо доказывать. Коли взбрыкнет, может и с турками супротив России соединиться. Надо держать порох сухим.

Проинспектировав Дунайскую армию, отправился дальше на восток. Еще накануне минувшей войны гаупт-квартира ландмилицкого корпуса была передвинута в Таванск, поближе к Перекопу. Городок, тридцать лет назад представлявший собою небольшую крепостцу на Днепре, оброс посадами и слободами, обзавелся пристанями и магазинами, обрел большой каменный собор и солидную войсковую канцелярию. Здесь удобней всего было собирать запасы для планируемого на весеннее время похода в Крым. Разумеется, сам я не сидел в Таванске безвылазно: то ездил на чугунолитейный завод, то на верфи в Анненхафен, то в Азов для переговоров с черкесскими князьями. Как раз, в Черкесии завязался весьма интересный узелок.

Лет десять назад, в ходе еще миниховой войны с Портой, сильные и многочисленные кубанские ногаи были разбиты и покорены союзными России калмыками. Покорились не все: часть откочевала на левый берег Кубани, где издавна обитал родственный им народ, и заняла полосу шириною верст, примерно, сорок — до реки Лабы. Из-за нехватки пастбищ сии беглецы беспрестанно воевали с живущими ближе к горам черкесами. Успеха, однако, не имели, потому как противники их по праву считаются лучшими воинами Востока, уступающими по боевым способностям разве что регулярной армии. В последнюю турецкую войну те ногаи, кои остались под калмыками, воспользовались уходом калмыцких сил на Дунай, чтобы попытаться вернуть себе свободу. Они начали резать своих властителей, забирать их женщин и отгонять скот. И тут ушедшие вернулись (я калмыков пораньше отпустил, снисходя к их настоятельным просьбам). Ох, что началось! Кровь лилась рекою. Бегство за Кубань приняло повальный характер. Давление на соседей удесятерилось.

Беда черкесов заключается в их разобщенности. Будь у них единое государство, при столь воинственном народе оно могло бы сделаться этакой азиатской Пруссией, способной бросить вызов даже и османам. Сотня горцев на равных бьется с тремястами ногаями; но теперь против сотен были тысячи. К тому же, некоторые из горских князей обрадовались случаю сквитаться с кровниками, ставши на сторону ногаев. А когда тех возглавил Шахин-Гирей, вытесненный из Крыма многоопытным интриганом Селяметом, черкесам и вовсе пришлось туго. Десятки аулов обратились в пепел, стада и табуны сделались добычею победителей, прежние богачи стали нищими. Презрев былую гордость, вожди сего народа обратились за помощью к русским.