Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 4

— Граф Читтанов, к вашим услугам. Действительно очень зол сегодня, но тут уж вам с Харли придется потерпеть. Что молчишь, оболтус?! Представь мне свою жену.

— Ваше Сиятельство, это Эмили.

— Я так и подумал. Рад знакомству, леди.

Эмили сделала неловкий книксен, пробормотав что-то невнятное и глядя на гостя так, будто пред нею стоит матерый крокодил — и во всю пасть улыбается. Что, однако ж, не помешало ей предложить хищнику чаю. Нянча в ладонях щербатые глиняные кружки, мы с Харлампием мерялись терпением. После нравственной порки, ему надлежало смиренно просить о приеме обратно ко мне, на любое место, которое хозяину благоугодно будет предоставить провинившемуся холопу. Но в парне, как видно, гонор взыграл. Понимая, что действую неправильно, ибо разбалованные чрезмерной добротою слуги обязательно садятся своему господину на шею, рассказал о положении в Уилбуртауне, о начатой строением новой чугунолитейной мастерской, о нужде в грамотных людях, чтобы вести счета и улаживать юридические вопросы. Нет отклика. Делает вид, что не понимает намеков. Ладно, черт с тобою.

— Ну что, сыне блудный? Вернешься в число наемников моих, иль будешь дальше наслаждаться жизнью в этом свинарнике?

— Нет, господин граф. Не вернусь.

— Помнишь, что ты не один?

— Я справлюсь. Все, что нужно моей семье, добуду сам.

— Вольному — воля. И все же, почему?

— Вам честно или вежливо?

— Правду говори. Обижаться на тебя — много чести.

— Для Вас люди — что деревянные куклы в театре марионеток. Вы хорошо с ними обращаетесь, бережно, умело. Но я хочу по своему разумению двигаться, без этих ваших ниток!

— Дурачок. «Этих ниток» на мне, думаешь, нет? Да их на каждом из нас навязано — пучками! Сам же изучал право. Закон — что такое? А церковь? А родственные связи — это уже не нитки, а целые арканы! Иной раз даже удавки. Да, порой бывает не шибко приятно. Вот, Петр Великий, бывало, так за ниточки дергал — поневоле запляшешь! И все же вспоминают его добром, ибо твердая рука лучше, чем слабая или неловкая.

— Никакой над собою не хочу.

— Твой стряпчий, у которого ты в помощниках, наверно, ангел небесный. Были же ангелы-бунтовщики, почему не быть ангелу-пройдохе? Ну, да Бог с ним. Тебя в университет зачем послали? Наполнить знаниями вместилище твоего разума? А ты его чем наполнил? Всяким дерьмом! Так вот, милый мой, я не Геракл, и чистить сии авгиевы конюшни не подряжался. Наверно, этой дурью надо переболеть смолоду, как оспой, чтобы потом не опасаться, — а коли помрешь, то, значит, не повезло. Буде придешь в здравый рассудок, имей в виду: мой поверенный в Лондоне, Иеремия Литтон, получит предписания на твой счет. Его контора — на Брикстон-роуд, у голландской часовни. Прощай или до встречи, как выйдет.

Уже у двери, мне вдруг вспомнилось кое-что.

— Бумаги брата — где? Епифанов трактат о летающей машине?

На харькиной харе обозначилось пробуждение какой-то мысли. Потом появилось выражение решимости.

— Пятьсот фунтов.

Рассмеялся я совершенно искренне, без усилий.

— Прости, дружок, за невольную клевету: думал, ты у англичан и впрямь ничему не выучился. А оказалось, вон как! Только ведь коммерческая наглость сама по себе к успеху не приводит. Надо хотя бы считать уметь. Смотри. Основные мысли и принципы сей инвестигации тайны не составляют. Наибольшая их часть принадлежит великому Леонардо, немного — мне, немного — твоему брату. Ты сам хоть какую малость добавил? Нет, иначе б давно похвастался. Как на воздушном змее летать, так первый, а как головой работать — так шиш.

— Там результаты множества опытов и расчетов.

— Это восстановить проще всего: под моим руководством любой ученик повторит сии опыты, самое большее, за год. Ну, или дюжина учеников — за месяц. С оплатой по шиллингу в день, сколько им уйдет? Восемнадцать фунтов, так? Приборы и материалы для опытов — пусть еще столько же. Тридцать шесть. С прибавкою на помин души Епифана, сорок.

— Пятьдесят!

— С языка снял. Жалеючи твою Эмилию, что ей такой муж достался, так и быть, соглашусь на полусотню. Хватит хотя бы зиму пережить.

Минуты спустя, знакомый матросский сундучок, весь покрытый пылью и паутиной, занял место в багажном ящике кареты. Что побудило вспомнить о нем, после столь долгого забвения? Накативший приступ мизантропии. Захотелось обрести крылья, чтобы взмахнуть ими — и улететь от людей к чертовой матери. Парить над облаками, подобно птице, и срать с высоты на них на всех.

Земля и небо

Если дела у вас не ладятся, все валится из рук, преследуют неудачи — есть два способа бороться с этой напастью. Можно проявить твердость характера, упереться и делать свое дело, презирая козни враждебных сил и надеясь их таким образом одолеть. «And by opposing end them». Благородно, ничего не скажешь. Либо остановиться и подумать: может, я что-то делаю неправильно?