Жизнь 3.0. Быть человеком в эпоху искусственного интеллекта

Принцип автономности лежит в основе многих прав и свобод, зафиксированных во Всеобщей декларации прав человека, которую ООН приняла в 1948 году в попытке усвоить уроки двух мировых войн. Сюда включены свобода мысли, слова и перемещения, свобода от рабства и истязаний, право на жизнь, неприкосновенность, безопасность, образование, право вступать в брак, работать и владеть собственностью. Если мы хотим, чтобы наше определение было менее антропоцентричным, мы можем дать его в более общем виде, ограничившись свободой думать, учиться, общаться, владеть собственностью и быть избавленными от причинения ущерба, а также свободой делать то, что мы хотим, пока это не нарушает свобод окружающих. Принцип автономности способствует диверсификации до тех пор, пока у всех хоть немного различаются цели. Кроме того, принцип автономности следует из принципа утилитарности, если у отдельных сущностей есть цель получать положительный опыт и они стараются действовать в своих интересах: если бы вместо этого мы хотели запретить какой-нибудь сущности достигать ее целей, даже если они никому не вредят, положительных переживаний стало бы меньше. В самом деле, это аргумент в пользу автономии — тот же самый, который экономисты приводят в пользу свободного рынка: он способствует возникновению равновесной ситуации (экономисты называют ее «парето-эффективным распределением благ»), где никому не может стать лучше без того, чтобы кому-то другому стало хуже.

Принцип преемственности говорит, что у нас должно быть право голоса в определении будущего, раз уж мы помогаем его строить. Принципы автономности и преемственности утверждают демократические идеалы: первый дает будущим формам жизни власть над тем, как будет использоваться наше космическое достояние, а последний дает такую власть ныне живущим людям.

Несмотря на то, что на первый взгляд никакого противоречия между этими четырьмя принципами не видно, внедрение их на практике проблематично — дьявол, как всегда, в деталях. Сложность кроется в реминисценциях по известным «трем законам робототехники» легендарного писателя-фантаста Айзека Азимова:

1) Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред;

2) Робот должен повиноваться всем приказам, которые дает человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому Закону;

3) Робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в какой это не противоречит Первому и Второму Законам[55].

Хотя все это звучит хорошо, многие истории Азимова показывают, как законы могут привести к противоречиям и неожиданным ситуациям. Теперь предположим, что мы заменим эти законы всего двумя с целью запрограммировать принцип автономности для будущих форм жизни:

1) Обладающая сознанием сущность имеет право на свободу думать, учиться, общаться, владеть собственностью и быть защищенной от ущерба или разрушения;

2) Обладающая сознанием сущность имеет право делать все, что не противоречит первому закону.

Звучит неплохо, правда? Но погодите минутку. Если животные обладают сознанием, тогда чем питаться хищникам? Все наши друзья должны стать вегетарианцами? Если некоторые замысловатые компьютерные программы будущего окажутся обладателями сознания, будет ли законно прерывать их работу? Если есть правило против прерывания цифровых форм жизни, тогда должно также быть ограничение на их создание, иначе нас ждет демографический взрыв среди цифрового населения? Всеобщая декларация прав человека была встречена единодушным одобрением, потому что только люди принимали участие в обсуждении. Как только мы начнем думать о большем количестве обладающих сознанием сущностей, чьи возможности и силы заметно различаются, мы сталкиваемся с запутанной коллизией между защитой слабых и «правом сильного».