В передней части зала обнаружился стройный инструктор. Волосы, придававшие ему сходство с Христом, он стянул в узел на макушке. Губы были намазаны бальзамом, по шее змеились сухожилия.
Мы с Элис заняли два места рядом. Помимо инструктора там был только один мужчина, худощавый, в длинных черных шортах и белой майке. Полотенце он пристроил на передний угол своего коврика. Мне стало жаль этого мужика, сама не знаю почему. Вскоре подтянулись и остальные члены группы. Инструктор приглушил свет, и стало казаться, что наступил вечер.
– Дорогие друзья, – начал инструктор, его голос был спокойным и медитативным, но все равно звучным, – приглашаю вас войти в ваши тела. Пожалуйста, примите ваджрасану, позу коленопреклонения, и расслабьтесь во все сорок семь уголков своего тела. Расплавьте кости так, чтобы они растеклись до самых краев кожи, но в то же время оставайтесь в границах своей плоти… Хорошо. Очень хорошо. Сделайте глубокий вдох, теперь полный выдох. Ахххх… Превосходно. Продолжим – и поблагодарите себя за то, что пришли сегодня на занятие. За то, что вручили себе этот дар. У нас, присутствующих в этом зале, очень обостренное понимание времени, не правда ли? И мы понимаем, что этот час драгоценен. Это
Он неспешно закрыл глаза и сомкнул ладони в молитве. В зале стало тихо. Я посмотрела на Элис, но ее глаза тоже были закрыты.
– В детстве, – заговорил инструктор, – мы залезали под одеяло и устраивали спиритические сеансы. Мы выключали свет и повторяли имена наших умерших бабушек. Бабуля Сью? Бабушка Бет?
Тихий общий смех наполнил зал.
– Ты здесь, бабушка Джо? К нашему величайшему облегчению, мы ни разу не слышали ответа покойных родственников. На последнем сеансе, который мы устроили, один из нас попытался дотянуться до умершего родителя. Наш друг Бобби. Папа Бобби был водителем грузовика и погиб, когда его восемнадцатиколесная фура слетела с горного перевала в Айдахо. Бог ты мой, как мы все надеялись, что он не явится к нам! Даже Бобби. Мы не могли вообразить, как долго пришлось падать его отцу, и сама мысль об этом приводила нас в ужас. Если бы он заговорил с нами с того света, мы бы, наверное, обмочили свои штанишки. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что целью этих сеансов было не поговорить с нашими покойными родственниками, а скорее напугать себя «до смерти». Ибо разве это не самая страшная мысль во вселенной? Мысль о смерти?
В полумраке я видела, как все вразнобой кивнули. В стенах студии слышался тихий писк: я была уверена, что это мыши.
– Итак, друзья мои, у нас есть уникальный дар в этом мире. Все мы на земле отбываем пожизненное заключение, мы разгуливаем по ней со сроком годности под крышечкой, но большинство людей, которых вы видите там, в мире, беззаботных и праздных, не знает
И снова все кивнули. Звякнула бутылка минералки. Я слышала, как вода проникала в чью-то глотку. Я когда-то ненавидела звук, который издавал мой отец, когда облизывал потрескавшиеся губы, чтобы вернуть им влажность. Он был диабетиком, и порой его донимала сухость во рту.
– Итак, сегодня вечером я хотел бы, чтобы мы начали с шавасаны, позы трупа. Да будем мы и в йоге, и в жизни начинать со смерти и отправляться в путь, отталкиваясь от нее. А теперь заставьте себя лечь, расслабить ноги и толкать энергию наружу через пятки. Расслабьте корень языка, крылья носа и натянутую кожу лба. Позвольте глазам закатиться под свод черепа, потом разверните их вниз, чтобы вглядеться в сердце. Опустите свой тяжелый мозг на заднюю стенку черепа.
Когда все легли, рука Элис в этой относительной темноте нащупала мою, сжала ее, и инструктор начал говорить шепотом:
– Вы – не ваши болезни, дорогие друзья, ВИЧ/СПИД вас не определяет. ВИЧ/СПИД – это просто буквы. Вы – не ваше тело. Ваше тело – временное жилище, как изящно выразился Паттабхи Джойс[24], и вскоре настанет время вернуть взятое в аренду. Вас не будут наказывать за вмятины и лишние наезженные мили. Вместо этого вам выдадут новехонькую машину, более прекрасную, чем вы в состоянии представить, и эта машина, мои дорогие друзья, будет обладать способностью
После окончания занятия мы вышли на улицу, в солнечный свет. Та линия, где нижняя челюсть Элис встречалась с шеей, была так красива, что зрелище это отдавало распутством.
– Что за херня? – спросила я.