Животное. У каждого есть выбор: стать добычей или хищником

Тот мужчина сидел достаточно близко, чтобы разговаривать со мной, не отходя от стойки. Он дождался, пока бартендер уйдет на другой конец смешивать напитки. Я отчетливо слышала голос этого незнакомца сквозь плеск воды и летние песни, звучавшие из колонки.

Он разговорил меня, спросив для начала о Стивене Кинге. Сказал, мол, восхищается тем, что юная женщина читает такую серьезную книгу. То, что этот человек назвал меня юной женщиной, одновременно дразнило и вызывало отвращение. Мужчина представился мне как Уилт и сказал, что он из городка Бойз в штате Айдахо. Сюда приехал готовить родительский дом к продаже. Они недавно умерли, папа – от эмфиземы, а мама вскоре после этого свела счеты с жизнью с помощью рака. Уилт рассмеялся, и я тоже рассмеялась, сделав вид, будто поняла, что он имеет в виду.

– Джоан, – сказал мужчина. – Я никогда не встречал женщины младше сорока лет с именем Джоан. Правда, странно?

Я не стала ни улыбаться, ни кивать. Этому я научилась у матери. Мужчины с ума сходят по женщине, которая спокойна, как кошка. По женщине, которая не всегда их одобряет.

– Джоан любит тайны, и ужасы, и долгие прогулки по пляжу.

– Мне не нравится пляж, – заметила я.

– Ей не нравится пляж, потому что он ужасно песчаный. Песок коварен. От песка у нее мороз по коже.

– Ну, мне нравятся пляжи в Италии.

– А! Джоан делает исключение для Средиземноморья! Там песок больше напоминает гальку. Не такой коварный. Джоан наслаждается фруктовым салатом на бело-голубых гостиничных полотенцах.

Я улыбнулась. В воде девочка примерно моего возраста подбрасывала монетку и ныряла за ней. Девчонка была бледнокожей, на лице – очки для плавания.

Я представляла, что означает слово «изнасилование», но весьма смутно. Я знала, что имеется в виду секс против воли, но для меня секс был тем, что я видела по кабельному телевидению. Софткорной гидравликой. Стройные тела, трущиеся друг о друга. Очень активный французский поцелуй. Так что, когда я представляла, как насиловали бабушку, она была одной из этих «кабельно-телевизионных» женщин, только старше, а ее насильник был одним из этих мужчин, только грубее. Я представляла, как моя бабушка целовалась с открытым ртом во время изнасилования. Впускала чужой язык в свой рот, но делала это с выражением возмущения на морщинистом нарумяненном лице.

– Ты здесь с кем-то, Джоан?

– Моя дочка играет вон там, в бассейне, – сказала я, указывая на ныряющую девочку.

Теперь пришла очередь Уилта смеяться.

– Джоан из Снарка, – произнес он. – Когда будешь готова пойти дальше Стивена Кинга, думаю, тебе наверняка понравится Генри Миллер. Слышала о нем?

Я ничего не сказала.

– Нет? Какая жалость! Чему же нынче учат в школах? Сложным процентам, дробям и числу пи. Скажу тебе по секрету, Джоан, число пи тебе никогда в жизни не понадобится. Образование полезно лишь для того, чтобы заставлять других людей думать, что ты умна. Образование тебя умной не сделает.

– А что делает человека умным?

– Чтение Генри Миллера, к примеру. Чуть уступает ему Дэвид Герберт Лоуренс. Если уж так подумать, то прежде Миллера еще Набоков. Ты слышала о «Лолите»?

– Нет.

– Святые небеса! Зато, полагаю, можешь назвать все шесть континентов.

– Вообще-то их семь.

– Вот-вот!

Бартендер вернулся на его – Уилта – сторону стойки и спросил: повторить ли напиток? Мужчина сказал, что да, и попросил еще чашку воды. Мне понравилось, как он разговаривал с бартендером. Уилт был элегантен, как мой отец, но чуть более авторитарен. Даже чуточку грубоват.

Когда бартендер вновь испарился, Уилт выплеснул воду на пол у своих ног и наполнил пластиковую чашечку напитком из своего бокала, а потом одним быстрым движением поставил ее на землю рядом с моим шезлонгом.

– Некоторые географы сказали бы, что их шесть, – проговорил мужчина, глазом не моргнув, – если объединить Европу и Азию в Евразию.

Я взяла напиток и пригубила. Он был одновременно и сладким, и острым. Оглядела шезлонги, на которых отдыхали в основном женщины-купальщицы. Держа в руках книги или журналы, нацепив на лица огромные солнцезащитные очки. Принимая солнечные ванны, как называла это моя мать со своим вечным акцентом. Оттого, как она это говорила, подобное занятие казалось баловством. Но мать тоже принимала солнечные ванны. Развязывала завязки своего купальника, чтобы не оставалось белых полосок. Пила воду из графина, и защитный крем с ее губ таял на ободке бокала. Почему я всегда хотела быть рядом с матерью? Она не давала мне чувствовать себя безмерно любимой. Она не жертвовала собой ради меня, как многие матери жертвуют ради своих детей. В то же время, если не считать солнечных ванн и куриных крылышек, она и для себя не жила.

– В Айдахо, – говорил Уилт, – мы не особенно ходим по бассейнам, хоть муниципальным, хоть клубным. У нас нет никаких тики-баров.

– Никогда не была в Айдахо, – сказала я.