Животное. У каждого есть выбор: стать добычей или хищником

Чего отец не знал, так это того, что в «богатом» бассейне не было бара с традиционными закусками, только торговые автоматы внутри здания, если подняться на два пролета по сапфировой лестнице. Они не являлись частью территории бассейна. Там был только тики-бар с напитками. Я всегда неукоснительно следовала правилам, но знала, как прогнуть их под себя. Родители были такими строгими, а моя мать – такой наблюдательной, но бывали часы, как я уже сказала, когда ее глаза не смотрели на меня, и это были те самые часы, когда я выясняла, как осветлить волосы на руках и достичь оргазма.

– Папочка, мне так жаль бабушку!

Отец не сводил глаз с трехполосной дороги. Кивнул и сглотнул.

– С ней все будет хорошо, – сказал он. Мой отец ни от кого не принимал помощи. Я не могу себе представить, каково было такому мужчине, как он, узнать, что его престарелую мать изнасиловали. В каком объеме кинохроника этой сцены проигрывалась в его сознании.

– Она… поцарапалась?

– Не слишком сильно.

– Так, будто упала с лестницы?

Отец посмотрел на меня. Он не имел представления о том, как много мне было известно. Отцы никогда не знают этого о своих дочерях. Отчасти потому, что не хотят знать, но на самом деле и не могут. Заглядывать в мозги своей дочки опасно для психики. А я знала куда больше, чем большинство девочек моего возраста, благодаря своему умению слушать.

– Хочешь сегодня поужинать в «Вилла Вольпе?»

– Да!

– Может, поедем только вдвоем? Дадим маме отдохнуть, пусть побудет дома.

Мои плечи опустились, шея вытянулась. Я кивнула. Я уже тосковала по чему-то, что было в прошлом, только пока еще этого не знала. Вик однажды сказал: «Семьи – это глупость. Вся эта концепция – одна глупость». Он так считал потому, что его семья была ему не нужна. Но Вик захотел бы семью со мной. Я и он в супермаркете, везем тележку с пухлым Виком-младшим, покупаем помидоры черри.

Мы заехали на парковку. Мне стало грустно от стеклянистого блеска солнца на дорожном покрытии, от фальшивой улыбки на отцовских усатых губах. Он отдал бы за меня жизнь. Но поскольку мой отец являлся мужчиной, ему было невдомек, какую боль он причиняет мне, совершая поступки, которые, как ему казалось, не имели никакого отношения к его дочери.

– Я заберу тебя в половине пятого. Прямо на этом месте. Машина будет здесь, но я хочу, чтобы ты ждала внутри ограждения, поняла меня?

– Да.

– Никакого непослушания.

– Никакого непослушания, – повторила я. Отец поцеловал меня в лоб.

Я взяла с собой книгу, которую тогда читала. Все книги, которые я читала, отдавали мне родители. От матери – В. К. Эндрюс, от отца – Дин Кунц. В данном случае это было «Противостояние» Стивена Кинга. Мне нравилось то, насколько книга объемная, нравилось, что мне ее хватит на месяц.

Я выбрала шезлонг неподалеку от тики-бара. Сняла свой махровый джемпер и улеглась, как делала моя мать, согнув ноги, держа колени вместе. Я читала книгу и думала о том, как смотрюсь со стороны. Мне было десять лет, однако я помню, как эта мысль пришла ко мне в тот день. Всего парой лет раньше я была чистым ребенком. Резвилась в пространстве между рождественской елкой и углом стены, где разноцветные гирлянды подмигивали мне одной, и это было похоже на рай. Или надевала платье принцессы, чтобы поехать в «Паб Мэгги», это сомнительное заведение с зеленым ковром в клетку и высокими столами. Мы ездили туда, когда моей матери хотелось полакомиться куриными крылышками. Она обожала дешевые части мясных туш, все разновидности требухи, но крылышки найти было легче всего, и мы отправлялись ужинать грошовыми куриными кусочками, и я играла на усыпанном крошками ковре под нашим столиком. Отец с матерью разговаривали, а я играла там со своими куклами. Голоса родителей, их любовь над моей головой. А внизу – ровно столько независимости, сколько мне было нужно. Я еще не знала, что моя мать – ипохондричка или что при случае она может стать еще более жестокой, чем уже была. Я еще не знала отцовскую тайну – не исключено, что у него ее еще не существовало. Нет на свете ничего лучше прошлого.

В тот день у «богатого» бассейна я старалась двигаться, как взрослая девушка и обратила внимание на человека возле барной стойки – вероятно, потому что он обратил внимание на меня. Этот усатый мужчина был одет в белую льняную рубашку и свободные плавки-шорты цвета хаки. Ему было лет сорок пять, ровесник моих родителей. Мужчина сидел на табурете боком, чтобы полностью видеть бассейн. Потягивал из бокала что-то алкогольное, красноватое и тропическое. При виде его голых коленей что-то глухо бухнуло внутри меня. От того, как мужчина держал свой напиток. Мне был виден промежуток между его шортами и ногой, чудесная тьма. Я представила себе родителей в нескольких милях от меня, барахтающихся в жаркой, влажной постели. Представила свою бабушку в Оринже, привязанную за руки к коричневому дивану, пропитанному мочой добермана.

Я зажгла пожар между внутренними поверхностями своих коленей. Я думала о слове «трахаться». Я писáла его внутри своего черепа «волшебным светом»[23].