Животное. У каждого есть выбор: стать добычей или хищником

– Вы шокированы, Джоан. Я теперь старик. Злые дела, которые мы творим, были бы бессмысленны, если о них не рассказать для того, чтобы другие могли избежать тех же ошибок. Разве я не прав, Джоан? Я знаю, у вас тоже есть тайны. Никто не приезжает в этот Каньон, если у него нет тайн.

Я прикусила губу. Я старалась держать руки на коленях, подальше от горла Ленни.

– Это я к тому, что Ленор существовала только ради детей. Она хотела быть только женой и матерью. Но матерью – в первую очередь. Матерью всегда. Джоан, вы не такая, я не очень хорошо вас знаю, но надеюсь, что вы позволите мне это сказать. Я обожаю таких женщин, как вы. Какая-то часть меня всегда желала иметь такую женщину, с которой я мог бы вступить в схватку. Наверное, это бы мне больше подошло. Может быть, и моя история повернулась бы иначе.

– Мне плевать, как повернулась бы ваша история, Ленни. Вы хотели задушить женщину своим членом!

– Это еще не самое худшее, боюсь. К худшему я только подбираюсь. Видите ли, я хочу исповедаться!

Я оттеснила Леонарда к двери и вытолкала за порог.

– Пожалуйста, Джоан! Я старик. Я не рассчитываю на ваше сочувствие, я только…

– Я сочувствую исключительно вашей жене, Ленни. Этой глупой женщине, которая хотела ребенка от вас, человека, который был слишком пуст, чтобы дать его ей.

Я плюнула и увидела, как мой плевок приземлился Леонарду на переносицу. Не знаю, откуда взялось во мне это внезапное побуждение, но оно вселило в меня ощущение могущества, которого я никогда не знала прежде. Я захлопнула дверь у Ленни перед носом.

Потом поднялась по винтовой лестнице и стянула с себя белое платье, чтобы лечь спать. Казалось бы, если тебя изнасиловали в платье, то тебе захочется его сжечь, но мне не хотелось.

Поутру раздался стук в дверь. Как-то для Элис рановато. Я еще не успела настолько прийти в себя. Бросила взгляд на свое отражение в коридорном зеркале. Пригладила волосы и открыла дверь. Я совсем забыла о девчонке.

У нее было лицо Вика. Вот что было самое поразительное – его лицо, смотрящее на меня, его выпуклые брови, сияющие кругляши его бледных щек. То, как Элинор держалась у меня на пороге, – прямо копия отца. Неуравновешенная уверенность.

Потом до меня дошло, что мы уже встречались. Элинор приходила к отцу, когда я начинала работу в компании. Я наслаждалась первыми днями жизни в качестве любимицы босса. Помню, как дочь Вика подошла к моему столу, сонно улыбаясь мне. Ей, наверное, было тогда лет десять или около того, а мне – двадцать семь. Элинор представилась и, в общем-то, больше ничего не сказала, только улыбалась и торчала возле моего стола, пока отец не отозвал ее. Должно быть, Вик наговорил дочке что-то в том духе, что я «звезда», прирожденная акула рекламного мира. Должно быть, сказал что-то такое, что она обратила на меня внимание, потому что ему хотелось хвастаться мною перед всеми, кто входил в его круг, даже перед собственным ребенком. Женщины всегда говорят, что мужчины умеют раскладывать свою жизнь по отдельным ящичкам, что они могут всю неделю трахать какую-нибудь продавщицу из отдела косметики, а потом возвращаться домой, играть с детишками в скрэббл и чесать жене спинку. Но у Вика имелся лишь один ящичек, и он предназначался только для меня. Любовь моего босса к детям была настоящей и большой, но зацикленность на мне превосходила все остальное.

– Элинор, – выговорила я.

– А ведь ты была горячей штучкой, – сказала она, поправляя на носу очочки в тонкой металлической оправе.

Я моргнула. На девушке были джинсовые шорты с замахрившимся краем, белые кроссовки и пуловер с надписью ESPRIT большими радужными буквами.

– Благодарю, – отозвалась я.

– Ты знаешь, зачем я здесь? – спросила Элинор.

Звучало угрожающе – из-за того, каким милым и детским было ее личико. Но при этом смехотворно – по той же причине.

– Думаю, да, – ответила я.

Руки девушки дрожали внутри пуловера, который она использовала вместо глушителя.

– Не хочешь пригласить меня войти?

– А разве это не глупо с моей стороны?

– Я и здесь могу это сделать, мне плевать.

Я видела уверенность Элинор в том, что ей хватит духу. Дочь Вика вся сочилась болью и яростью. Я тоже через это проходила и прекрасно ее понимала. Но как я могла бояться этой маленькой девочки, своего детского «я», стоявшего передо мной на пороге?

Я пригласила девушку в дом. Широко распахнула дверь и попятилась. Элинор надвигалась медленно, вытаскивая из переднего кармана пуловера пистолет. Он был чудесен своей миниатюрностью и чернотой и придавал ей взрослый вид.

Девушка держала меня на мушке. Ее руки постепенно перестали дрожать. Элинор подняла голову, посмотрела на высокие потолки духовки, которая называлась моим домом.

– Не то, что ты себе представляла? – понимающе спросила я.

– Пошла на хер, – ответствовала она. – На хер пошла! Села, ну!

Я приткнулась за кухонный стол, и Элинор надвигалась на меня, пока не оказалась в четырех футах. Насколько я поняла, это была та дистанция, на которой она знала, что точно поразит цель.

– Я вижу твои соски, – сказала девушка тихо.