Животное. У каждого есть выбор: стать добычей или хищником

У Ривера не было поводка для пса, но животное терпеливо и добродушно дожидалось рядом, пока мы разговаривали. Есть что-то достойное восхищения в мужчине, который способен удержать бродячую собаку у своего колена. Это заставило меня хотеть секса с ним.

Все, что я делала, совершалось ради того, чтобы мой молодой сосед пожелал меня трахнуть. Кто все эти люди, которые ведут платонические беседы? Взрослые.

Я потерлась подбородком о плечо, обнажив половину шеи. Было неясно, завело это Ривера или нет, поэтому я прибегла еще к двадцати разным уловкам. Зависть к другой женщине изуродовала меня нуждой.

Я должна была уйти первой – учти, ты всегда должна уходить первой – поэтому попрощалась и сорвалась с места так, как ездит человек, предпочитающий безрассудное вождение. Объехала кругом дом с алюминиевыми воротами. Позади металла забора тянулись вверх пальмы, прямо на нем повесилась бугенвиллея. Дальше ничего невозможно было разглядеть. Таковой являлась бóльшая часть Каньона. За стеной из деревьев и забора мог стоять чудесный особняк с хорошими машинами на подъездной дорожке, с пасущимися лошадьми в отдалении и возделанными пашнями; а могла располагаться коммуна наподобие нашей, строения из песочного самана, оккультизм. Этот дом, рассказывал мне Ленни, был некогда свингерским притоном и назывался Сэндстоуном. Общие ванные и спальни, горячие купальни, обнаженные женщины, омывающие ноги в естественных источниках. Человек приезжал на собеседование днем и, если его сочли подходящим, возвращался вечером для прохождения испытательного срока. Если он был опрятен и привлекателен, ему могли предложить стать членом коммуны. Ленни рассказывал об этом месте так, словно слышал только байки и никогда сам там не был. Но со знанием дела и множеством подробностей говорил о загорелых женщинах с волосами, заплетенными в косички, прыгавших на батутах из коровьих шкур, пока солнце закатывалось за красные горы.

Как раз в тот момент, когда я проезжала эти ржавеющие ворота, у меня возникло предчувствие, что я стану убийцей.

Глава 10

Одной из причин, по которым я работала в больнице для бедных, было стремление притупить свои чувства. По ночам я все еще вскрикивала и начинала ощупывать постель в поисках их тел. Поэтому теперь я наблюдала, как врачи отделения неотложной помощи небрежно разговаривали друг с другом, а руки их размахивали воображаемыми клюшками для гольфа, в то время как вокруг заканчивались длинные и короткие жизни. Я пошла работать в больницу, чтобы, если получится, «отработать упражнения». Чтобы смерть была явлением обыденным и не таким скверным.

Не сработало. Однажды сентябрьским днем приехала женщина и обнаружила свою дочку с косичками интубированной. Девочка погналась за бабочкой через улицу, сбежав от учителей на детской площадке. Ее сбил автобус. Мать никак не могла понять. Но ведь автобус такой большой, снова и снова повторяла она. Медсестры не могли взять в толк, о чем говорит эта женщина, а вот я – да. Она имела в виду: как мог автобус всего-навсего сбить тельце-прутик дочери? Всего лишь сбить. Я умоляла сестер расплести девочке волосы, а они рявкали на меня, словно я была идиоткой. Но я знала, что, стоит матери увидеть эти косички – и она уже не сможет принимать никакие разумные решения.

Для притупления чувств больше помогало пнуть Тима.

Тим работал в «Америкэн Интернэшнл Груп»[12], и это было во время коллапса Уолл-стрит. После того коллапса успело случиться столько всего более ужасного, что я даже не знаю, насколько большим событием он тебе покажется. Но тогда это было мрачное время для мрачных людей. Мужчины, которые зарабатывали ежегодно миллионы, вдруг оказались банкротами или перепугались до смерти. Я познакомилась с Тимом в ресторане. В те дни, до Вика, я всегда ходила в рестораны одна.

Тим пришел с таким же, как он, другом, и их усадили рядом со мной у той самой стойки, где спустя несколько месяцев мне было суждено познакомиться с Бескрайним Небом.

Я услышала, как мужчины заказали бутылку французского вина первого урожая 1966 года за 1400 долларов. У друга было семнадцать стентов в сердце. Он заказал себе стейк и таскал с тарелки Тима жареную картошку. В динамиках пел Элвис. Бартендер перелил вино в графин с узким горлом. Оно было чуть темнее запекшейся крови.

Мужчины предложили мне попробовать. Я отказывалась – нет, нет, а они настаивали. Бартендер поставил мне бокал и, наливая, смотрел на Тима, чтобы уловить момент, когда тот прикажет ему остановиться. Представь себе, какое это ужасное ощущение, когда ты даже не хочешь этого вина, а потом тебе отмеривают определенное количество! Когда меряют тебя. Сколько я стою: дегустации на 100 долларов или на 250?

– Ну и как вам? – спросил меня Тим.

Мужчина был с заметной лысиной, в рубашке с контрастным воротничком. У него были крупные зубы и такое выражение в глазах, будто их хозяин прямо сейчас пребывает в процессе полового акта, чем бы он в действительности ни занимался.

– Да уж, это не «желтый хвост»[13], – сказала я.