Хотя сейчас нет ни дождя, ни снега, лица людей, полируемые сырым ноябрьским ветром, влажно поблескивают, так же как флагштоки, кнехты и палубы кораблей.
— Так на который из них мы пойдем? На этот? Ладно.
Молодой часовой с улыбкой отдает честь, когда отец и дочь, взявшись за руки, поднимаются по скользкому трапу на борт минного заградителя, где их встречает и приветствует боцман, заслоняя от лавины школьников, которая скатывается с командного мостика и с диким ором устремляется на корму. Ребята летят кувырком, оскальзываясь на рельсах, спотыкаются о снасти, сбиваются в кучу у леера, вопят и ликуют: судя по всему, исход морского боя благоприятен.
— Пойдемте, — говорит боцман. — Я вам буду все показывать и объяснять.
Голос у него, пожалуй, слишком громкий, как у человека, привыкшего командовать, — его должны услышать многие, к тому же ему надо перекрыть рев морского ветра. От Хеллера не ускользнул критический взгляд, который боцман, кривоногий, подтянутый, тщательно выбритый, метнул на его бороду; ему почудилось в этом взгляде решительное осуждение. Но и взгляд этот, и самый предрассудок Хеллеру не в новинку.
— Это минный заградитель, то есть корабль специального назначения нашего военно — морского флота, — говорит боцман, твердо шагая на своих кривых ногах по средней части палубы. — Мины подразделяются на контактные, магнитные и акустические. Последние могут служить своему назначению как на якоре, так и в плавучем состоянии. Наш корабль называется «Адмирал Титгенс», в честь командующего отрядом минных заградителей в первую мировую войну. Он и по сей день служит примером для всех нас.
— Примером чего? — тихо спрашивает Хеллер.
— Адмирал Титгенс — пример для всех, кто служит на минных заградителях, — не оборачиваясь, отвечает боцман. — В кают-компании вы можете увидеть его портрет. Сейчас я предлагаю первым делом подняться на командный мостик, оттуда вы сможете окинуть взглядом весь наш корабль.
Они всходят на мостик втроем — боцман, Штефания, Хеллер; наверху Хеллер сажает Штефанию к себе на полусогнутое колено и показывает вниз, на носовую часть корабля, — вот как он выглядит сверху, «Адмирал Титгенс».
— Видишь вон там пушки? А вон там якорь? А те черные шары, наверно, мины.
— Я хочу здесь порисовать.
— Для этого слишком холодно, и тебе здесь долго сидеть не позволят.
— А я хочу нарисовать шары.
— В другой: раз, — отвечает Хеллер и, обращаясь к боцману, спрашивает: — Скажите, ваш адмирал сам тоже ставил мины?
— Адмирал Титгенс, которого мы чтим как отца нашего минного флота, достиг самого большого личного успеха в тысяча девятьсот пятнадцатом году в устье Темзы. Его минные поля до сих пор считаются образцовыми.
— Ага, значит, он был профессионально компетентен.
— Что вы этим хотите сказать? — недоверчиво спрашивает боцман.
— Я хочу сказать: тот, кто служит вам примером, по крайней мере обладал специальными знаниями.
Открывшуюся картину Хеллер хочет сначала осмыслить молча: поднятые вверх пушечные стволы с зачехленными дулами, пузатые мины, бухты канатов, похожие на линялых улиток; прямоугольные парусиновые тенты, которые треплет ветер; стройные очертания носа; темные отверстия шпигатов и вентиляторов; громоздкая тумба — шпиль; пухлые кранцы. Хеллеру незачем подыскивать какое-либо образное сравнение — грозная неподвижность и жесткость форм впечатляют сами по себе.
— А вот там вы видите салазки для транспортировки мин на корму.
— Можно я их нарисую? — спрашивает Штефания.
— К сожалению, фотографировать на борту не разрешается, — отвечает ей боцман.
— Папочка, когда ты к нам приедешь, я их нарисую по памяти — и салазки, и шары — тогда ты сможешь взять картинку с собой.
— Ладно, а пока помолчи.
Он спускает девочку с колена и следует за боцманом, который зачем-то трогает и гладит все, о чем он рассказывает: компас, штурвал, переговорное устройство, — каждый предмет он поглаживает и похлопывает. Рука его ласково скользит по пульту с сигнальными кнопками. Хеллер равнодушно слушает самодовольные пояснения; по всей видимости, за многие фразы в ответе не боцман, а устав боевой подготовки: «То, что вы здесь видите, имеет целью обеспечение безопасности корабля и команды… Боевая обстановка создается, когда… При постановке мин на якорь различают три фазы…» Янпетер Хеллер скучает под льющимся на него потоком объяснений, указаний, поучений и старается изобразить на лице почтительное изумление профана, прямо-таки подавленность, которая, как он надеется, избавит его от излишних комментариев.
— Это сердце корабля; отсюда все исходит и здесь все сходится.
Девочка ищет его руку, Хеллер чувствует, как ее пальчики пытаются сплестись с его пальцами, потом вжимаются в его ладонь, ожидая сигнала, которого он покамест не дает или не может дать, так как должен поддерживать Штефанию при спуске по железной лесенке.
— Я больше не хочу, скоро за мной приедет мама.
— Потерпи еще немножко и не шуми.