Жестокая одержимость

– Да уж, все идет неплохо, – бормочу я. Хмыкая, Грейсон проводит пальцем по моей ключице.

– А что не так?

– Ничего, – морщусь я.

Он снова поднимает меня, но на этот раз побуждая обхватить ногами его талию. Держась за плечи Грейсона, я сцепляю лодыжки за его спиной. Так я чувствую себя в полной безопасности, не боясь, что он уронит меня. После этого я слегка отклоняюсь, чтобы заглянуть ему в глаза. Впервые он ведет себя со мной более нежно, и я уже открываю рот, чтобы сказать ему об этом.

Сначала был автобус, в котором он посадил меня к себе на колени и довел до оргазма, а теперь мы здесь.

– Я не хочу, чтобы ты был милым, – шепчу я.

В ответ Грейсон пожимает плечами, но вместо того, чтобы направиться к выходу, скользит по льду, делая широкий круг. В какой-то момент он кладет одну из рук на мою спину и прижимает меня ближе к себе.

Должно быть, ему странно кататься на коньках, держа меня на руках, но он не говорит ни слова, и мне кажется, что это приносит ему удовольствие. Единственные звуки, нарушающие тишину, – это скрип льда и наше дыхание.

– Я люблю свежий лед, – говорит он мне на ухо, и, посмотрев вниз, я замечаю, что его коньки оставляют следы на только что залитом льду. – Мне нравится, когда на льду нет других следов, за которые могло бы зацепиться мое лезвие. В совершенстве льда есть что-то, что покоряет меня.

– И как часто ты катаешься на свежем льду?

– Зависит от того, какой это день, – он слегка приподнимает меня, чтобы ему было удобнее. – Иногда я пробираюсь на каток в Краун-Пойнте, чтобы покататься на льду раньше других.

– Значит, тебе нравится отнимать что-то у других? – риторически спрашиваю я.

– Да, конечно, – хрипло смеется Грейсон. – Если бы они тоже любили такой лед, то вставали бы так же рано, как я.

Я оборачиваюсь, дабы посмотреть, куда мы направляемся, и обнаруживаю, что Грейсон держит курс на скамейку запасных.

Он ставит меня у стены на ноги и скользит назад, а я смотрю ему вслед. Грейсон широко раскидывает руки, будто взлетая, и почти на полной скорости движется к противоположному концу арены. Это впечатляет и захватывает. У меня возникает безумное желание позволить ему посмотреть на меня, кружащую в танце, но я тут же отмахиваюсь от этой идеи.

Во мне вспыхивает гнев из-за диагноза, который поставил мне доктор Майклз.

Как же это глупо и чертовски несправедливо. Сначала происходит одно, потом другое, и в довершение всего меня практически лишают надежды.

Внезапно свет в зале выключается, и я вскрикиваю, погружаясь в темноту. Скрежет коньков по льду – единственное, что говорит мне о приближении Грейсона.

Он резко останавливается, не касаясь меня, но осыпая ледяной стружкой, а секундой позже его пальцы уже скользят по моему колену.

– Мы можем оказаться запертыми здесь, – говорит он, все еще поднимаясь пальцами вверх.

Мое сердце бьется со скоростью сто миль в минуту, и тут я понимаю, что сильнее всего он реагирует на мой страх. Ему это нравится. Словно мой страх – это все равно что запах крови в воздухе, а Грейсон – волк, идущий по этому запаху.

Грейсон тянет меня за пояс моих джинсов, и его ловкие пальцы растягивают их прежде, чем я успеваю запротестовать. Он спускает их с моих ног к лодыжкам, и я чувствую, как холодный воздух обжигает мою кожу. Мои глаза еще не успели привыкнуть к темноте, и, лишившись одного из чувств, я действую вслепую, но мои уши улавливают шорох расстегиваемой молнии. А потом к моей вагине прижимается его член. Учитывая то, что на ногах Грейсона сейчас коньки, его роста достаточно, чтобы войти в меня прямо стоя.

Сжав руками мои бедра, он проникает в меня так чертовски медленно, что мне кажется, я могу умереть.

– Я весь день ждал возможности погрузиться в тебя, – говорит он и подается вперед.

Я откидываю голову назад, прикрывая глаза от удовольствия.

Грейсон слишком хорош, а после того дня, который был у меня, близость с ним нужна мне больше, чем я готова признать. Мои мышцы были напряжены, пока он не коснулся тела, мой мозг зацикливался на проблемах, пока его губы не нашли мои в темноте.

Я притягиваю Грейсона ближе, и он скользит губами по моим щекам и подбородку, а затем по чувствительной коже под ухом. Внезапно он царапает мое горло зубами, и я стону, нащупывая нижний край его свитера. Я с силой задираю его вверх и скольжу руками по его прессу.

Я щипаю Грейсона за сосок, и он хрипло смеется.

– Шалунья, – выдыхает он, посылая свои бедра вперед настолько резко, что я откидываюсь назад на потрескавшееся крашеное дерево.

Грейсон притягивает меня обратно и начинает блуждать руками по моему телу. Он забирается под рубашку и под лифчик, а затем начинает ласкать мою грудь.

– Ты чертовски идеальна, а твоя грудь просто фантастическая.

Он опускает голову и задирает мою рубашку до подбородка. Я откидываю голову назад, позволяя ему наклониться и прикусить мой сосок.

– Боже, еще! – стону я, напрягаясь вокруг него.

Мне нужна эта боль, чтобы успокоиться.

– Сильнее, Грей, – каждое слово произносится мной на одном дыхании, потому что я просто хочу от него еще большей жестокости.