Жестокая одержимость

Внезапно я чувствую необходимость выбраться отсюда, потому что стены клиники будто давят на меня, мешая нормально дышать. Мои пальцы немеют, и больше всего мне хочется сбежать отсюда.

И я убегаю.

Я быстро прощаюсь с администратором и выбегаю наружу. Возможно, я разрушаю свои отношения с Мией, но сейчас это не так важно. Буквально выскакивая на улицу, я останавливаюсь на тротуаре и, часто дыша, опираюсь ладонями на колени. Склонив голову, я концентрируюсь на вдохах и выдохах, потому что мои легкие будто зажаты в тиски.

Сначала при каждом выдохе из моего горла раздается хрип, но спустя несколько секунд я постепенно начинаю расслабляться. Я делаю более глубокие вдохи и, прежде чем выдохнуть, считаю до пяти, понимая, что мне просто необходимо убраться отсюда.

Но прежде чем я делаю хотя бы несколько шагов, двери позади меня распахиваются, и передо мной появляется Мия.

– Вайолет! – зовет она, перекидывая сумку через плечо и догоняя меня. – Я же говорила, что подвезу тебя.

Я пытаюсь взять свои эмоции под контроль, но, черт возьми, мне действительно сложно не разрыдаться. Еще две секунды назад я чувствовала, что теряю рассудок, но если сейчас я начну еще и рыдать, то совсем съеду с катушек.

Мысли о деньгах, боли в ноге и новых назначениях врача поглощают мой разум. Вся моя надежда идет коту под хвост, а выставленный счет кажется очень обременительным.

Как нелепо с моей стороны было не подумать о том, что мне придется оплачивать этот визит самостоятельно.

Вместо того чтобы сосредоточиться на Мии, я представляю, как моя мать удаляется от меня, и это разрывает мою душу на части. Я будто предмет, от которого она пытается избавиться, а ветер словно подхватывает меня и возвращает к ней, но лишь для того, чтобы она вновь оттолкнула меня. На самом деле все в порядке. Я понимаю ее намеки. Она игнорирует мои звонки и сообщения, а сама звонит или пишет мне, только когда ей это необходимо, как в случае с Мией или со статьей в газете.

– Кроме того, – добавляет Мия, – идти пешком было бы ужасно.

Она права, и пока я пытаюсь подавить нервный смех, Мия жестом указывает на свою машину, в которую я молча сажусь.

– Ты ведь в курсе, что я ломала лодыжку? – говорит она, когда мы уже отъезжаем от обочины.

– Что? Когда?

– В разгар моей балетной карьеры, когда мне было девятнадцать. Меня пригласили исполнить главную роль в спектакле, и на одной из особенно сложных репетиций я совершила неудачный прыжок. В результате неловкого падения лодыжка не выдержала и сломалась, – она замолкает, а я думаю о том, что, конечно, такие трагические случаи бывают, но я и представить себе не могла, что это произошло именно с ней.

– Я не могла танцевать целый год, – говорит Мия, поглядывая на меня. – Но я очень хотела вернуться, и мне потребовалось три операции, чтобы лодыжка наконец срослась. Я не могу тебе ничего советовать, а просто говорю, что ответ «нет» может быть временным, и все изменится к лучшему, а авария, в результате которой ты сломала ногу, может сделать тебя сильнее.

Я киваю Мии и перевожу взгляд в окно. Вермонт очень красив. Здесь больше снега, чем в нашем городе, и повсюду стоят пышные и темно-зеленые сосны. Глядя на эту красоту, становится ясно, почему ортопед выбрал именно это место.

– Все наладится, – говорит Мия. – Но я заметила, что ты занервничала из-за страховки, это правда?

– Мы с мамой сейчас находимся не в лучшем положении, – вздыхаю я. – Если она узнает о моем визите к врачу, то это будет кошмар, а поскольку я вписана в ее страховку…

– Ты оплачиваешь все сама?

– Да.

Она кивает, а затем смотрит на сложенный в моей руке бумажный лист.

– Записывая тебя на прием, я не знала о вашей с матерью ситуации. Позволь мне позаботиться об этом. Я не могу сделать больше из-за ограниченного финансирования балетной студии, но это… Для тебя – без вопросов.

Она протягивает руку за счетом, и я внимательно наблюдаю за ее движениями.

– Ты не обязана это делать.

– Но я хочу. Я хочу, чтобы ты снова танцевала, Вайолет, и, думаю, всем будет чертовски стыдно, если мир лишится возможности лицезреть тебя на сцене. Просто подумай о том, чтобы рассказать маме о водной терапии, и попытайся найти способ контролировать нервную боль. Я уверена, что некоторые процедуры можно покрыть страховкой.

В моей груди появляется боль, и долгое время я не нахожу слов. В итоге я медленно передаю Мии листок.

Взяв его, она быстро знакомится с выставленной суммой и, кивнув, убирает счет в бардачок.

– Пообещай мне кое-что, – улыбается она. – Как только ты восстановишься, то обязательно позвони мне.

Мия останавливает машину прямо у входа в отель, и, кивнув в знак согласия, я выбираюсь из авто.

– Спасибо тебе за все, – говорю я, наклоняясь и встречаясь с ней взглядом.

– Это звучит как прощание, – хмурится она.

– Мы прощаемся на следующие шесть недель, а возможно, и на больший срок. Кто знает, смогу ли я совладать с болью к тому времени. Возможно, чтобы вернуться в танцевальную форму, мне понадобится еще шесть, или восемь, или даже двенадцать недель.

Эти слова невыносимо горьки и напоминают пепел по вкусу.