Жестокая одержимость

Ее взгляд опускается на мой пах, и я ухмыляюсь.

– Ты можешь прокатиться на мне в любое время, милая, – подначиваю я, но Вайолет лишь прищуривается. – У тебя есть час для того, чтобы собраться.

Эти слова заставляют красавицу Вайолет удивиться.

– Чтобы встретиться с тем публицистом?

– Технически, – я смотрю на свои часы, – мы с ним встречаемся через сорок минут.

– Почему я должна идти с тобой?

О, проверка?

Извлекая телефон из кармана, я запускаю на нем видеозапись, на которой она нарушает свое соглашение. На экране я вижу, как от Вайолет волнами исходит гнев, ощутимый даже отсюда. В тот момент это я позволил ей кричать, так как хотел насладиться зрелищем. Затем, когда видео заканчивается, я смотрю на Вайолет, стоящую около машины.

– Если ты не поговоришь с публицистом, то это видео отправится моему отцу.

– Это шантаж, – говорит она.

– Часики тикают, Ви, – улыбаюсь я.

– Ты пытающаяся все контролировать задница! – кричит она, уже направляясь к дому.

Я не собираюсь опровергать ее слова, ведь психотерапевт уже неоднократно отмечал, что у меня склонность к излишнему контролю. Все это связано с моими родителями: с безразличием моего отца и бросившей меня матерью.

Мой отец всегда ценил лишь свой успех, статус и деньги. И меня он воспитал так, чтобы я тоже ценил исключительно все это.

Терапевт когда-то сказал мне, что я использую манипуляции для того, чтобы контролировать людей вокруг себя, потому что хочу получить власть над своим окружением.

Ну, это неважно.

Пятнадцать минут спустя Вайолет снова появляется на улице и забирается на пассажирское сиденье моей машины. Она поправляет длинную угольно-серую юбку и свитер, украшенный огромными перламутровыми пуговицами. Ей очень идет этот цвет.

Пока мы едем в кампус, она то и дело прикусывает свою нижнюю губу. Продолжая поглядывать на нее краем глаза, я вижу, как она впивается пальцами в свое левое бедро.

Она в моей машине и очень хорошо пахнет.

Черт, мне не должен нравиться запах ее духов. Мне не должно нравиться, что ее светлые волосы идеально расчесаны и струятся по плечам, а на лице нет макияжа. Лишь тушь на ресницах.

Но одновременно с этим мне хочется трахать ее рот, пока эта тушь не потечет по ее щекам.

Если бы только это было возможно сейчас.

– Нам придется фотографироваться? – спрашивает она, не глядя на меня. – Тогда это продлится дольше.

– Зачем нам фотографироваться, когда у меня уже есть видео с тобой? – ухмыляюсь я. – На самом деле целых два.

– Ух ты, а я-то уже начала думать, что ты вовсе не такой ужасный.

Ее взгляд устремлен в окно, и она продолжает сжимать свою ногу. Я смотрю на часы и, убедившись, что у нас в запасе еще есть немного времени, быстро останавливаюсь. Во мне вспыхивает раздражение, поэтому я протягиваю руку и хватаю Вайолет за подбородок. Я притягиваю ее к себе и жду, когда она посмотрит на меня. В конце концов она переводит свой взгляд с моих губ на глаза.

– Давай-ка кое-что проясним, – медленно говорю я, не сводя взгляда с ее губ, которые она увлажняет своим языком. – Я такой же ужасный, как и раньше. Даже хуже. – Я едва сдерживаюсь, чтобы не поцеловать ее. – Помни об этом, милая, когда ложишься спать и мечтаешь во сне обо мне, потому что в итоге ты просто получишь кошмары, а я, поверь, самый худший кошмар, который ты только можешь себе представить.

Цвет ее глаз становится практически пепельным, но я вижу в них не страх, а боль. Будто у нее в голове уже сложилось определенное представление обо мне, а я его разрушаю.

Хорошо, оно должно быть разрушено.

Я отпускаю Вайолет и выхожу на улицу.

Глава 23 Вайолет

Он собирается меня убить.

Раньше я об этом не задумывалась. Когда мы встретились впервые и столкнулись позже, я думала, что достаточно сильна, дабы выдержать его гнев и эгоизм. Однако сейчас я не так уверена в своих силах.

Забавно, как все меняется, когда появляется надежда.

Я спорила и вступала с ним в борьбу, потому что внутри меня играло безрассудство. Мне было наплевать, выйду ли я из этих ссор невредимой. Но на самом деле я предполагала, что наши с ним перепалки просто помогут мне отвлечься от собственной боли. От внутреннего голоса, утверждающего, что я больше никогда не буду танцевать, от тревоги по поводу равнодушия матери и от страха неопределенности моего будущего после университета.

Один телефонный звонок от Мии Джармейн вернул мне надежду, и менее чем через сорок восемь часов я смогу понять, стоит ли мне продолжать верить в свои мечты.

И это, черт возьми, невыносимо.

Я никогда не испытывала такого напряжения.

Мы оставляем автомобиль у стадиона на одном из ВИП-мест – лишний повод для Грейсона превознести свое эго, – и заходим внутрь. Здесь прохладно, темно и очень тихо.

– Когда вы тренируетесь здесь?

– Чаще всего по вечерам, – отвечает Грейсон, поправляя рубашку. – Некоторые девушки приходят посмотреть.

– Зачем?

Наблюдение за тем, как хоккеисты многократно выполняют одни и те же упражнения, кажется мне исключительно утомительным и скучным занятием.

Я замечаю, как Грейсон легко пожимает плечами, и, взглянув на него, вижу его усмешку.