– Вряд ли. Еще при жизни Монтана все близкое окружение их семьи знало, что девочка Катрин безнадежно влюблена в своего отчима. Почему именно сейчас она вздумала преподнести все в подобном свете, не понимаю. Но я упомянула Катрин Аллегре по другой причине. Ее полное моральное падение, проигрыш по всем статьям, жизни в первую очередь, крайнее проявление того, что могло бы произойти и со мной. Полная деградация личности, жизнь во власти авторитарных призраков отца и матери, прошлого, полный внутренний хаос. Трудно научиться отдавать себе беспощадный отчет. Я понимаю причину ее отчаяния потому, что мы относимся к той немногочисленной армии детей звезд, у которых не было детства. Мы были отлучены от реальной жизни, проводили время взаперти и не знали, что это такое – нормальные люди и обычные человеческие взаимоотношения. Поэтому, когда выросшая Катрин Аллегре пишет книгу, обличая якобы безнаказанные преступления детства, и оправдывает свое затяжное молчание страхом, растерянностью – я могу это понять. Я сама была заперта. Но, в отличие от нее, сумела выйти наружу.
– Как? Откуда в маленькой девочке, такая взрослая позиция?
– Я же вам уже говорила, что ощущала себя старушкой и поступала в жизни, как умудренная опытом старушка. Решение вырваться из дома и жить вдали от матери я приняла в четырнадцать лет и… тотчас же влюбилась. Мой первый возлюбленный стал моим первым мужем. В 17 лет я окончательно ушла от матери, начала зарабатывать. Из дома принципиально не взяла никаких личных вещей, даже фотографий.
– Ваш брак в 14-летнем возрасте был вызовом матери. В таких случаях существует опасность от отчаяния броситься на руки первому встречному. А если он окажется проходимцем?
– Когда ищешь пути выживания, мыслишь и действуешь стремительно и не совершаешь ложных шагов. Я бы никогда не поверила проходимцу, потому что меня трудно обмануть. У меня рентгеновское восприятие людей. Я вижу изнутри их души. С первым мужем мне повезло. Он был ученым, на семь лет старше меня. Оказался редким по душевным качествам человеком – обаятельным, милым и добрым. А доброту в людях я наиболее ценю. Первое, что меня сражает наповал в мужчине, – это его доброта. Мать, кстати, его возненавидела с первого же дня.
– Почему она даже не пыталась завоевать ваше доверие, вашу любовь?
– Потому, что она все отдала моему отцу, и на меня, впрочем, как и на все остальное в жизни, у нее уже ничего не осталось. То, в чем я сейчас признаюсь, может прозвучать очень жестоко. Думаю, моей матери не стоило иметь потомства, не нужно было производить меня на свет. Она не была для этого создана, не это было ее предназначением. Случается такое в жизни, ну не создана женщина для того, чтобы быть матерью! Однажды она сказала мне, что они с отцом «очень трудно меня делали». Оказывается, я досталась им ценой невероятных усилий, которые они предпринимали на протяжении семи лет! Она часто повторяла: «Как это было трудно, как невыносимо трудно было тебя зачать!» Думаю, желание иметь детей исходило только от моего отца. Он мечтал о детях.
– Как вы чувствуете, на кого из них двоих похожи?
– К счастью, на него. По характеру, по нутру – я его, а не ее дочь. Как мне рассказывали друзья отца, он был повышенно-эмоциональным человеком, открытым к общению, влюбленным в людей, очень экспрессивным.
– Пример собственной матери вас отвратил. А вы не повторяете ее ошибок по отношению к своим детям?